Роберт Говард - Сад страха

Каждый из лепестков был величиной с мою ладонь и толст как отросток опунции [Опунция - род кустарников семейства кактусовых, растущих в пустынях и полупустынях.], а внутренняя его сторона была усыпана крохотными - не более булавочной головки - зевами. В центре цветка, где положено находиться пестику, торчало зазубренное длинное острие, по четырем граням которого шли узкие канальцы.

Я так увлекся своими исследованиями, что лишь некое внутреннее чутье заставило меня поднять голову, - и как паз вовремя, ибо крылатый человек вновь объявился у парапета. Казалось, он не особенно удивился, заметив меня, прокричал что-то на своем гортанном языке и сделал насмешливый жест, увидев, как я весь подобрался и стиснул в руке оружие. Потом повторилась уже знакомая ситуация: он, круто развернувшись, скрылся в башне и тут же вернулся с ношей. Только на сей раз ею была Гудрун. Меня затопили ненависть и гнев, а еще - радость оттого, что моя женщина была жива.

Несмотря на ее ловкость и силу пантеры, черный человек удерживал девушку столь же легко, как незадолго до этого - бурокожего пигмея. Подняв высоко над головой дергающееся тело, он продемонстрировал его мне и выкрикнул какие-то слова с явной издевкой. Гудрун бешено сопротивлялась, золотые волосы хлестали по белоснежным плечам, до меня долетали ее крики ярости и страха, - все тщетно. Женщину эйзиров непросто было сделать покорной даже перед лицом великого ужаса.

Крылатый дьявол дразнил меня, но я стоял неподвижно. Будь от этого польза, я бы, не раздумывая, нырнул в алую адскую трясину, чтобы быть схваченным, наколотым на шипы-крючья и обескровленным этими чертовыми цветами. Но так я не спасу ее, - моя смерть только лишит Гудрун единственного защитника и последней надежды. Поэтому я, скрепя сердце, смотрел, как она корчится и бьется в руках монстра, и смех черного человека вздымал могучие валы безумия в моей голове. Вдруг он сделал движение, будто собираясь швырнуть ее вниз, и я едва не утратил контроль над собой, рванувшись к кромке адского сада. Но то был просто обманный жест, и он тут же утащил ее обратно в башню, потом вернулся к парапету, лег на него грудью и уставился на меня. Он явно забавлялся, играя с нами, как кот играет с мышью прежде, чем убить ее.

Я повернулся и направился к лесу, постоянно чувствуя на себе его взгляд. Пусть я, Хунвульф, был далеко не мыслитель в том смысле, как это понимают современные люди, и куда увереннее действовал топором, чем собственным интеллектом, однако не являлся и тупым скотом, каковым, вероятно, считал меня проклятый выродок. Моему мозгу не раз случалось помогать могучему телу в борьбе за жизнь и пищу, и теперь он напряженно работал.

Я понимал - мне не преодолеть смертоносное алое кольцо, опоясывающее башню. Прежде чем я успею сделать полдюжины шагов, десятки шипов вонзятся в мое тело и жадные пасти высосут все мои соки, утоляя свою чудовищную жажду. Тут будет бесполезна вся моя мощь.

Крылатый человек не преследовал меня, - оглянувшись, я увидел его, восседающего на том же месте, не меняя позы. Я, Джеймс Эллисон, снова и снова грезящий приключениями Хунвульфа, навсегда запомню эту картину отвратительная горгулья с упертыми в зубчатый парапет, средневековый монстр, восседающий на бастионах Ада...

Я миновал узкий перешеек между двумя долинами, шагая между редеющих деревьев к месту, где около неширокой, но стремительной речки паслись мамонты. Не доходя до стада, я остановился, вынул из своей торбы пару кремней и, нагнувшись, высек искру в сухую траву. Быстро перебегая от места к месту, я зажег дюжину огней гигантским полукругом. Северный ветер тут же подхватил их и раздул. Занялось большое пламя и спустя всего лишь несколько секунд вниз по долине уже мчался вал огня.

Мамонты прервали свою бесконечную неспешную трапезу, подняли массивные головы, водя ушами, и затрубили тревогу. На всем белом свете исполины боялись только огня. Они начали все быстрее отступать к югу, гоня впереди себя детенышей. Самцы ревели как трубы Судного Дня. Огонь, всепожирающий хищник, бросился в атаку и мамонты, не выдержав, обратились в паническое бегство - сокрушительный ураган плоти, сотрясающая землю, грохочущая лавина костей и мышц, Деревья падали, дробились в щепу под тяжелой поступью, земля ходила ходуном. По пятам гигантов катилась стена пламени, а вслед за нею поспешал и я, в такой опасной близости, что опаленная земля жгла мне ноги сквозь подошвы сандалий.

Мамонты прогрохотали через узкую лощину, сровняв с землей лесную чащу как гигантским катком. Глухо топоча ногами-тумбами и оглушительно трубя, они вломились на поле красных цветов. Эти дьявольские растения, наверно, могли бы повергнуть и уничтожить даже и мамонта, будь он один, но для целого обезумевшего стада они были не более, чем жалкой травкой. Несущиеся исполины смяли их и растоптали, вдавили в землю, их породившую и теперь раскисшую от обильно залившего ее сока из растерзанных стеблей.

На какую-то долю секунды я замер, испугавшись собственных мыслей, - а вдруг животные повернут в сторону при виде башни или, напротив, сокрушат и ее вместе с моей возлюбленной? Похоже, крылатый демон разделял мои страхи, ибо он стрелой взвился с галереи и скользнул по небу в сторону озера. Сомнения мои оказались напрасны: вот один из крупных самцов, добежав до башни, врезался головой в ее стену, даже не дрогнувшую от удара и будто оттолкнувшую мамонта на бегущего следом. Стадо тут же раскололось надвое и грохочущей лавиной устремилось дальше, обтекая цитадель с обеих сторон, заросшие шерстью бока терлись о зеленые стены. Уничтожив остатки алого моря смерти живые горы быстро скрылись из глаз в направлении озера.

Огонь сдержал свой бег, споткнувшись о вывороченные с корнем поломанные древесные стволы и вовсе стих у кромки поля, где еще недавно росли растения-убийцы. Я бежал все вперед и вперед - по тлеющим остаткам чащи, потом по жиже из раздавленных цветов - взывая к Гудрун. Наконец она отозвалась; голос ее был приглушенным и сопровождался звуком гулких ударов. Очевидно, крылатый вор, улетая, запер ее в башне. Я подбежал к отвесной стене, размотал свою кожаную веревку и, раскрутив, забросил ее, оканчивающуюся петлей, на один из зубцов парапета. Подергав веревку для верности, я двинулся вверх, подтягиваясь на руках и помогая себе ногами, отталкиваясь локтями и коленями от поверхности камня.

До парапета оставалось каких-то пять футов, когда я услышал над головой хлопанье крыльев. Крылатый человек приземлился на галерее и перегнулся через парапет. Только сейчас я смог рассмотреть его как следует: черты лица его отличались правильностью линий, в них не было ни намека на негроидность; глаза чуть раскосые, зубы оскалены в жуткой ухмылке торжества и ненависти. Долго, долго правил он в долине красных цветов, взимая дань человеческих жизней с близлежащих племен для принесения в жертву ненасытным растениям-чудовищам, его подданным и одновременно защитникам-покровителям. Теперь я был полностью в его власти, мои сила и ловкость мало чем могли помочь. - Один-единственный удар изогнутого кинжала, зажатого в его руке, и я стремительно полечу в объятья смерти. Где-то неподалеку Гудрун, заметив угрожающую мне опасность, яростно закричала. Дверь затрещала под ее отчаянным натиском и резко распахнулась, во все стороны полетели щепки.