Елена Первушина - Черная месса Арканара

- А Странник внутри вас не вмешивается, не контролирует ваши решения?

- Этот Странник - тоже я. Я умер много лет назад там, на небесах. А сейчас я живу вторую жизнь - жизнь переписчика и черного мага из Арканара. Я учусь у него, учусь у этого мира. А любая судьба драгоценна и неповторима. Зачем ее корежить? К сожалению, мы можем долго рассуждать об этике, но я видел, что такое улучшенное будущее. Когда-то мы тоже пытались помочь одному народу. А потом сработали какие-то непонятные связи внутри. Теперь лишь кучка выродков ползает там среди поломанных машин. Вы еще найдете эту землю, найдете наши следы на ней. Увидите наше преступление, наш позор. Мы поняли тогда, что мыслящие существа во Вселенной так же связаны между собой, как растения, звери и птицы на одной земле. Нельзя подменять один народ другим. Нельзя приучать львов пастись вместе с овечками. Нельзя подгонять живое под шаблон даже ради милосердия и гуманизма. Оно, живое, все равно будет сопротивляться, пока не сдохнет. Ох, ладно, похоже меня понесло. Возраст, знаете ли. О чем мы с вами говорили до?

- О цепочках памяти. Но я уже сам догадался. Вы говорите о наследственности?

- Точно! И нас, и землян, и Странников, и многие другие народы объединяет одно: белок - как строительный материал и цепочки кислот как наследственная память. А дальше все просто. Когда ребенок растет в животе матери, его наследственность переводится с языка кислот на язык белка. Потом все, что он видит, слышит чувствует, запоминается и переводится обратно на язык кислот. Вы обнаруживали эти цепочки памяти, но считали их мельчайшими паразитами. Но у Странников есть механизмы, способные расшифровывать чужие частицы памяти. Вы назовете их позже "детонаторами". А коль скоро бесценна любая жизнь, любой опыт взаимодействия существа и мира, нет никакой причины обрекать другие народы на полную гибель и забвение. Вот Странники и трудятся в разных мирах, аки пчелки на лугах Господних. И уже более миллиарда ваших лет существует Библиотека Памяти.

- Но тогда ваша цивилизация должна быть чудовищно древней.

- Чудовищно древней, или очень молодой. Вы знаете, что такое близкие скрещивания?

- Конечно.

- На Земле вы можете скрестить лошадь и осла, но потомство их будет бесплодным. Большинство существ способны к размножению только в границах своего рода. Постепенно, через несколько миллионов лет, наступает вырождение, как у породистых собак или у лошадей. Сначала перемешиваются разные народы, потом - разные расы. А потом наступает взрыв наследственности, эпидемия. Такое случилось некогда в одном из миров. Точнее, по вашим измерениям еще случится. И мы, как и вы, "не смогли смотреть равнодушно на чужие страдания". Мы забрали людей этого мира к себе, в свое прошлое, и смешали их наследственность с нашей.

- А как быть с вашим принципом невмешательства в дела природы?

- Это был огромный риск, не спорю. Рассчитанный, выверенный, и все равно риск. Однако нам повезло. Почему-то мир устроен так, что добровольные жертвы чаще всего оправдываются. Мы избавили чужой народ от "бешенства наследственности", предотвратили подобную эпидемию у себя. И одновременно добились еще двух важных результатов: преодолели границы внутриродового скрещивания и создали детонаторы. Потом, в будущем, когда взрыв наследственности будет угрожать этому миру, мы предложим здешним людям вступить в наш союз.

- Хорошо, но почему тогда вы прячетесь от нас? Почему не хотите с нами говорить?

- Только не смейтесь слишком громко. Потому, что мы вас боимся.

- Вы - Убийцы Детей.

-?!

- Через несколько лет мы попытаемся послать наших сборщиков памяти на вашу планету. Вы вовремя их распознаете, решите проявить милосердие, позволите им жить в вашем мире. Почти тридцать лет будете мучиться от неопределенности и страха, а потом убьете их, прежде, чем они окончательно себя осознают. И тогда испугаемся мы. И уничтожим все наши станции наблюдения в прошлом. И будем прятаться от вас по всей Вселенной. Потому что знаем, как бороться с болезнями наследственности, но не знаем, как бороться с пандемией страха.

- Но это будущее можно изменить?

- Наверное, можно. Но мы не можем исказить судьбу вашего народа.

- И поэтому вы все это рассказали мне?

- Мой Бог, не думайте, что мне кто-то поручил или хотя бы дал право рассказывать вам все это. Я попросту спасаю свою жизнь. Кстати, с того момента, как я достал распятие, ваш обруч не работает. Ваше начальство думает, что вы снова засунули его в стол. Мое начальство также ничего не знает и знать не будет. Считайте, что я просто захотел оставить след в вашей памяти. Не я - Странник, а я - Киун, черный маг из Арканара. Захотел согнать с вашего лица брезгливую жалость. Может быть, вы попытаетесь не только пожалеть, но и полюбить нашу землю, наше вино, наших женщин, раз уж вы застряли здесь надолго. А то, знаете ли, браки из жалости всегда не слишком счастливые. Ну и, кроме того, я надеюсь, что в награду за искренность вы меня все же отпустите.

9

Сломанное дерево за окном в сумерках напоминало истосковавшемуся прогрессору глайдер. Под порывами весеннего ветра оно постанывало, и казалось, что глайдер плачет, просит отпустить его обратно в небо.

Пашка постоял на крыльце, ежась, тайком дымя самокруткой, но муть и тоска не уходили. Все это было весьма законно и логично. О трудности адаптации прогрессоров к чуждому для них социуму защищались диссертации, и Пашка эти диссертации читал. На втором-третьем году одиноких землян одолевали "тревожно-депрессивные настроения в сочетании с метафизической интоксикацией", то есть печальные размышления о сущности добра и зла и участии человека в их вечной борьбе. Так что представь он сейчас доклад о своей беседе с чернокнижникомСтранником, воспринято это будет соответственно. А если вспомнить недавний Тошкин провал - не только соответственно, но и однозначно. И базой на южном полюсе уже не отделаешься. Домой, домой, в объятия матери Земли. И что тогда останется? Играть с Тошкой по БВИ в "Arkanar- Revolution"? Он всегда подозревал, что Странники при встрече поставят человечеству мат; не думал только, что мат будет таким детским.

Он спустился в сад, подошел к стоявшей под скатом крыши деревянной бочке, зачерпнул холодной, с привкусом растаявшего льда, воды и плеснул на лицо. Потом закинул в рот ломтик селезенки вепря Ы, разжевал и несколько секунд стоял, хватая воздух ртом, смахивая выступившие слезы. Бюджет Института тощал с каждым днем, запасы спорамина таяли на глазах, приходилось переходить на местные средства. Они были поистине варварскими, но действовали исправно.

Вот и сейчас на Пашку снизошли наконец желанные ясность и покой. Он вдруг вспомнил, что такая же бочка стояла на даче у бабушки. Бочку сделал дед-историк (все без дураков, из настоящего дерева и железных обручей), а бабушка-гидробиолог показывала пятилетнему Пашке всякую мелкую живность, резвящуюся в дождевой воде. Вокруг здешней бочки летом так же собираются все хозяйские детишки. Странно даже думать об этом. Казалось бы, что может быть общего между бабушкой и дедом профессорами Орского университета, интеллигентами в седьмом поколении, и здешними недолюдишками, "заготовками", "болванками", как называл их Тошка. А вот поди ж ты, отыскалась связь, и Пашка, интеллигент в девятом поколении, едва не впал снова в метафизическую интоксикацию на тему "А может, чернокнижник и прав?"