Яна Дубинянская - Письма полковнику

Над асфальтом колебался горячий воздух. Тяжелый, как чей-то взгляд.

Здравствуй, папочка!

У меня всё хорошо, Мы переехали в летнюю резеденцию. Это такой замок поменьше, но зато возле моря. Почему Роза не разрешает мне купатся? Она говорит шторм. А пажи все равно купаются! Шторм очень красивый. Белые-белые волны по всему морю. Море тоже красивое. А Драго боится. Я его просила полетать над волнами, а он не хочит. Говорит что намочит крылья и упадет. Но можно же высоко летать!

Мне подарили водные крылья! Красивые, белые, большие, с перьями, только, тяжелые. Они работают от солнца. Если я хорошо научусь, буду обганять Драго прямо по воде! Но надо, чтобы стал штиль. Я сижу на крепосной стене, смотрю и жду. И пишу тебе письмо.

Чуть не забыла а то Роза будет ругать. Экзамены я здала хорошо. Сеньор Ричес сказал у меня большие способности, особено к языкам. А теперь у меня каникулы и можна не учится.

Почему ты ко мне не приезжаеш? Только не пиши, что у тебя дела. У меня тоже дела. А такое длинное письмо тебе написала! А твои письма все короткие. Жалко.

Драго передает тебе привет. А я целую.

ГЛАВА II

Барышни были в основном тощие и голенастые. Впрочем, попадались и сравнительно кругленькие, по-сосисочному перетянутые поясами: эти перед съемкой затягивали пояса еще туже и клялись: «Я похудею!» Наверное, кто-то из организаторов не любит худышек, иначе пампушечек отсеивали бы еще при входе, на этапе весов с ростомером и бодреньким голоском, который советовал длинноногим пигалицам обратить внимание на питание. Не-длинноногим это не помогало, и они наперебой рыдали в вестибюле.

Самой старшей барышне было лет пятнадцать. Тем не менее, все они старательно изображали многоопытность и сексуальность. У некоторых получалось убедительно. У большинства — смешно. А на фото, черт возьми, должно выйти как минимум красиво.

— Марь-Ванна! — крикнул под руку какой-то идиот; она запорола кадр и гневно обернулась. — Витек швейцарскую бленду продает. Тебе не надо? Недорого.

— Пошел ты… — сообщила она.

Барышни валили нескончаемым потоком; каждой дозволялось принять перед камерой четыре развратные позы, одна из которых всё равно шла насмарку, потому что надо было щелкнуть портрет. Хотелось курить. Хотелось наклацать портретную галерею этих дурех такими, какие они есть на самом деле: например, с рыбьими физиономиями, воткнутыми в зеркальце перед выходом на подиум. А потом послать всех нафиг.

Ага. И перебиваться случайными гонорарами, на фоне которых Толикова шарашкина контора — самый стабильный источник дохода. Пока грант не кончится.

— Перерыв! — зычно крикнул кто-то невидимый.

Барышня, чья очередь вертеться перед фотографом как раз подошла, издала негромкий вой, потрясая кулачками с торчащими кровавыми когтями больших пальцев. Так тебе и надо: Маша не удержалась, сняла. А что, классный кадр, надо будет предложить Толику. Он поставит. И слюни распустит от восторга.

— Нет, Машка, правда, — подскочил давешний идиот. — Бленда — супер! В «Объективе» такая знаешь на сколько тянет?

Она соизволила на него глянуть и вроде бы опознала: пару раз сталкивались лбами на звездных тусовках и прессухах. Кажется, он из какого-то глянцевого журнала… странно, там ведь неплохо платят. Погнали, наверное.

— Чего ж себе не берешь? — осведомилась она.

Он усмехнулся, похлопав свою квадратную сумку на ремне через плечо:

— Себе я недавно покруче справил. Ладно, ты думай, Маха, я Витьке скажу, чтоб до вечера придержал. Пошли покурим.

— Давай.

На ступеньках возле Дома культуры толпились новые претендентки. Каждая полуторная нервно курила; издали, наверное, казалось, что ДК обложили и подожгли. И кто бы мог подумать, что в городе проживает столько нимфеток старшего школьного возраста? Про перерыв, по-видимому, знали не все: задние ряды упрямо напирали на вход, не прекращая дымить. С одной акселераткой Маша столкнулась нос к плечу; и пережила бы, если б длинная сигарета школьницы не вмазалась ей в бок, пропалив, кажется, джинсы! Самое западло, что все соответствующие матюки достались левым барышням, прущим следом. Впрочем, пофиг.

Они с журнальным фотографом пристроились под деревом слева от входа. Закурили.

— Вот коза, — уже выдохшись, в смысле лексикона, сообщила Маша. Осмотрела джинсы: оказывается, сигарета козы не прожгла их, а наоборот, угодила в один из махровых разрезов на бедре. Потому и вышло так чувствительно. Ну ладно, попадись ты мне на съемках!.. если повезет ее опознать, конечно.

— Как оно тебе? — спросил фотограф.

— Что? — Она попыталась вспомнить его имя. Вроде бы что-то простое, без понтов: Коля или Вася. А может, она никогда его и не знала, имени.

Он произвел в воздухе сигаретой неопределенную восьмерку:

— Вся эта бодяга.

— Не знаю. Еще не определилась. Бабки хорошие, а так… Никогда раньше не работала на реалити-шоу.

Кстати, интересно: его уже взяли на проект или пробуют, как ее? А вдруг они конкуренты, претендующие на одно место, точь-в-точь как эти стаи пубертатных барышень?.. Так что нечего ляпать языком. Еще наплетет кому надо, будто у нее нет опыта работы — бабки-то и вправду хорошие. Есть из-за чего интриговать, не считая спортивного интереса.

— И сколько она стоит, та бленда?

Вася или Коля назвал сумму — зашибись! — и Маша, глазом не моргнув, понимающе покивала:

— Поразмыслю. Я еще объектив-призму ищу. Не знаешь, кто-нибудь призму продает?

Пусть не думает, что она позарез нуждается в деньгах. Это для начала.

Толпа нимфеток на ступеньках заметно поредела, наполовину втянувшись в здание. Черт его знает, наверное, перерыв уже закончился. А может, просто штурмовали вход и теперь тупо толкутся в вестибюле. Когда находишься снаружи, всегда кажется, что пропускаешь всё самое важное.

— Я поспрашиваю, — Коля-Вася со вкусом затянулся; прищурился, глядя на нее. — Машка! Стой, где стоишь. В объектив не смотри.

Навел на нее огромный «Никон» и сделал подряд несколько кадров. Эстет, блин. Сама она никогда не снимала ничего такого, что заведомо нельзя было бы куда-нибудь устроить, хотя бы к Толику; ну разве что на заре туманной фотоюности с «Зенитом». Или все-таки поискать себя потом на страницах глянцевых журналов?

— Освещение — супер, — пояснил он. — Ну что, Маха, пошли звездулеток щелкать?

— Пошли, — она запульнула окурком под чьи-то спешащие мимо каблучки. Не попала.

— Вообще работенка, говорят, собачья, — разглагольствовал он, поднимаясь по ступенькам. — Без продыху. Опять же, если у какой дурехи макияж поплыл, виноват, естественно, фотограф. Но не без приятных сторон… — хихикнул, — тебе не понять.