Борис Долинго - Прерванный полёт

- Да, - сказал он, - вам бы за перо сейчас сесть - такие бестселлеры бы накатали!

- Не сомневаюсь, но - не моя это задача. Так, про кого вы ещё спросили? Ага, Хэмингуэй мог бы спокойно почивать на лаврах столько, сколько отпущено природой его организма, но у него была неадекватная самооценка: он считал, что может ещё очень многое. Ничего не получалось, а смириться с этим он не мог. Ему нужно было, чтобы пресса и критики хоть раз в год кричали: "Новый захватывающий роман Хэма!", а романов-то больше не было. Издержки имиджа, одним словом. Маяковский вообще был порождением политической системы - страшно закомплексовал, когда понял, поездив по миру, что, кроме как в "Окнах РОСТА", он нигде, по большому счёту, не нужен. Вот так-то!

- Да, ну и сведения! - сказал Карлин, в лёгком возбуждении потирая руки. - А, допустим, про Горького что скажете? Или про Есенина? А, может, про учёных что-нибудь: про того же Эйнштейна.

Мефистофель покачал выставленными перед собой ладонями:

- Ну, всё-всё, хватит, чувствую, вас не остановить, Кроме того, как я уже сказал, данные эти для вас будут совершенно бесполезны, поверьте. Давайте вернёмся, говоря патетически, к вашей судьбе.

- Как скажете, - разочарованно протянул Карлин: у него на языке, действительно, вертелось ещё много вопросов.

- Так вот, - продолжал гость, - первый вариант - вернуться в точку, откуда я вас забрал - это примерно одна целая четыреста тридцать две тысячных секунды полёта до асфальта...

"Ага, - удивительно логично подумал Карлин, - значит, две трети пути я уже пролетел".

- ...Через положенное по законам физики время вы разобьётесь в лепёшку, и для вас всё кончится.

- И куда же я попаду в таком случае? - с искренним любопытством перебил Евгений. - В ад?

- В какой ад, к чёртовой матери! - раздражённо бросил Мефистофель. - Никуда вы не попадёте! Если бы вы уже реализовали весь свой душевный потенциал, то, скажем так, двинулись бы дальше. Но, поскольку вы не сделали всего того, что должны сделать на Земле, вы просто перестанете существовать, и это, заметьте, тоже ваше право. Я не могу запретить вам выбрать такой путь, хотя это и не желательно, я просто должен информировать вас о всех возможностях.

- Получается, самоубийца в любом случае не хуже и не лучше простого смертного? Значит, то, что религии осуждают самоубийство - не правильно?

- Я уже говорил вам, что представляют собой религии. Судите сами, правильно это или нет. И, кстати, не все религии осуждают самоубийство. Например, в исламе если ты террорист-смертник и подрываешь на мине вместе с собой несколько десятков, а лучше сотен "неверных", то подобное самоубийство очень даже поощряется.

- А при чём тут ислам? - спросил Карлин.

- Да при том же, что и все остальные - ни при чём! У вас, Евгений Витальевич, удивительная способность путать собеседников, даже меня. Это, кстати, отражает и путаницу ваших мыслей, объясняя, почему вы так долго не могли себя реализовать, как надо.

- И как же я должен себя реализовать? А, главное - почему должен?

- Вы ничего не должны, считайте, что вас об этом просят. А, вообще-то, это закон природы, практически единственный, который люди могут нарушать. Ведь очень и очень многие себя так и не реализуют.

- Ладно-ладно, допустим, но вы всё говорите: "реализовать себя". Тогда скажите - как?

Мефистофель развёл руками:

- Откуда же мне знать?

- Ничего себе, - медленно покачиваясь на табуретке, сказал Карлин, - реализуй так, не знаю, как! Про Пушкина рассказываете, а для будущего посоветовать не можете!

- А я будущее и не знаю. Ваше время - производная от моего в движении, поэтому в ваше прошлое я перемещаюсь, а вот в своё будущее, как и в ваше, заглядывать не могу. Это закон!

- Неправильные какие-то у вас законы, - с досадой сказал Евгений. - Слушайте, можно я ещё вашей чудной водки налью?

- Да пейте, для того здесь и стоит, - подтвердил Мефистофель.

- Вам? - Карлин вопросительно посмотрел на него, поднимая бутылку из матового стекла.

Дьявол кивнул. А, может, он совсем и не дьявол, может он ангел? Помогает заблудшим, причём, вроде, бескорыстно. Вон, даже такой водкой поит...

Карлин так и спросил.

- Опять двадцать пять! - усмехнулся Мефистофель, берясь за рюмку. - Но, кажется, к вам вернулся нормальный вкус к жизни, который из вас, по правде, почти и не уходил. Просто вы запутались, Евгений Витальевич. Ну, за здоровье, как говорится!

Они в очередной раз выпили и закусили.

- А помочь мне как-то в самореализации вы, значит, можете?

- Кое в чём - да, но вы должны определить сами, что вам нужно для этого. А, потом я уже достаточно помог вам, остановив ваш полёт в нескольких метрах от асфальта, не правда ли?

Карлин пожевал губами: да, ничего не скажешь, помощь серьёзная.

- Ладно, согласен, помогли. Даже - спасибо большое, честно! Наверное, я был не прав. Значит, если я снова прыгну вот прямо сейчас, без реализации, так сказать, то вы меня больше останавливать не будете?

- Нет, уже не буду. Вы перестанете существовать.

- А если я...

- Вы двинетесь дальше.

- То есть, после естественной смерти?

- Да.

- Значит, жизнь после смерти есть?

- Нет, это не жизнь в вашем понимании, но это - путь, полёт, если хотите. Потому вас и просят не прерывать его, простите за тавтологию с вашим случаем. - Он кивнул в сторону лоджии.

- Слушайте, а вы не хотите мне говорить всего, или не имеете права?

- Дело не в праве! Я просто не знаю ответов на многие вопросы, которые вы задаёте, или готовы задать.

Евгений выпучил глаза и сказал довольно грубо:

- Врёте!

- Нет! Я, например, не знаю, кто я и что я, чтобы ответить на этот вопрос определённо. Я сейчас также, как и вы не знаю, что там, с другой стороны жизни, говоря человеческим языком.

- Врёте! - убеждённо повторил Карлин. - Как же вы тогда помните про доктора Фауста, то есть, про Гёте, как вы говорите?

Тот, кто разрешил называть себя Мефистофелем почти грустно вздохнул:

- Я помню всё, что делал здесь, но не знаю, того, что происходит там. Я знаю только отдельные моменты, например, что всё не так, как представляют ваши религии. Неужели вы думаете, что я шастаю в какой-то, скажем, потусторонний мир, абсолютно не похожий на этот, сохраняя обличие и память земного человека, и, наоборот?

- Вас можно потрогать? - Карлину впервые пришла в голову не слишком оригинальная мысль, что перед ним призрак.

Мефистофель протянул руку:

- Пожалуйста, трогайте. Здесь я самый обычный человек, правда, наделённый кое-какими способностями. Но, скажем, если вы возьмётесь меня анатомировать, - Он усмехнулся, - то увидите всё, что положено. А как же иначе?

Карлин потрогал его - нормальная тёплая гладкая кожа, рука как рука, с чуть пульсирующими венами. Молодой человек смотрел ему в глаза и улыбался.