Юрий Долгушин - Тайна невидимки (сборник)

Он слегка повернул ручку. Стрелка двинулась к цифре 105. Потом открыл отверстие экранной сетки перед излучающим устройством и снова включил ток.

— Смотрите на крысу!

Прошло несколько минут. Мертвая крыса лежала в той же позе, со скрюченными пальцами голых, белесых лапок. Я ждал затаив дыхание, мучительно напрягая зрение. Что еще мог сделать этот волшебник с мертвой крысой, — уничтожить совсем, превратить в газ, разложить на составляющие ее организм химические элементы?

Маэстро был неподвижен. Только пальцы его, сжимавшие ручку микрометрического верньера, едва заметно двигались, нащупывая в контуре какую-то неуловимую настройку.

Я вздрогнул. Может быть это галлюцинация — от чрезмерного напряжения… Нет! Мертвые лапки дрогнули. Потом крыса перевернулась и встала.

Вероятно, у меня был до неприличия ошеломленный и растерянный вид. Я бухнулся в кресло, обессиленный от напряжения, от непривычной гаммы переживаний. Маэстро, сверкая улыбкой, глядел на меня, как сова, через свои круглые очки.

— Занятно, не правда ли? — торжествовал он. — Вы, конечно, жаждете объяснений. Видите ли, есть такой диапазон излучений — на грани между ультрафиолетовыми и еще более коротковолновыми лучами — магнетическими… Вы ведь знаете, их открыл профессор Гурвич еще в 1932 году.

Нервные окончания всякого живого организма непрерывно излучают эти волны. Таким образом они — функция жизни. На ультракоротковолновом диапазоне я убил крысу. И она была действительно мертва, хотя все потенциальные функции жизни были сохранены. Вот почему это не была совершенная смерть: осталась возможность жизни. Тем более что ферментативные процессы, которые обычно начинаются в организме тотчас после прекращения деятельности сердца и которые через некоторое время исключают возможность возвращения жизни, — эти процессы здесь, под влиянием тех же ультракоротких волн были сильно замедлены, — может быть даже вовсе прекращены… Впрочем это — тоже известная истина. Словом, моя крыса была подобна остановившимся часам. Нужно было только толкнуть маятник. Вот я и подыскал этот толчок, это колебание, эту волну, которую живая крыса сама излучает… И тогда организм заработал снова.

А теперь я покажу вам еще один номер из этой же программы. Это будет последний.

Маэстро повертел ручку генератора, потом скорректировал настройку верньером. Крыса в банке продолжала спокойно изучать верхние углы, поднималась на задних лапах.

— Теперь следите внимательно за крысой, эффект будет моментальный. Сейчас я включу ток. Раз, два…

Маэстро выждал маленькую паузу.

— Три!

В тот же момент крыса упала замертво. Я вынул ее из банки. Сердце снова остановилось.

— Это сантиметровый диапазон, — сказал маэстро. — Теперь — конец. Теперь часы не пойдут. Они испорчены. Организм разрушен.

Глубочайшее волнение овладело мной.

— Слушайте, маэстро, но ведь это…

— Это — лучи смерти. — Он засмеялся тихо и, мне показалось, печально.

Было что-то подавляющее, опустошающее в этих встречах, полных огромного напряжения и уносивших меня за пределы обычной современной действительности. Мой друг, этот гений электричества, упорно и последовательно отвоевывал у природы кусок за куском то, что она еще сумела сохранить от посягательств человека. Он накапливал в своей комнате, опутанной проводами и напоминающей фантастический «кабинет Каллигари», кучи таких кусков. Потом бросал их в меня — сразу, один за другим, не давая оправиться от потрясений. Впечатления не успевали даже формироваться. Тысячи вопросов оставались невыясненными, путались, терялись, становились трудными и ненужными. Демонстрации маэстро начинали казаться иллюзией. Тогда, бывало, я бежал, потрясенный, со странным чувством обиды, и маэстро преследовал меня торжествующим смехом.

В эту ночь что-то удержало меня от бегства. Да и маэстро стал вдруг снисходительнее. Мне показалось, что в нем произошла какая-то перемена после убийства, которое он только что совершил.

Он медленно и молча собирал провода, возился с генератором, проверяя соединения, ощупывая детали. Я курил в кресле, отдыхая и понемногу приходя в себя.

— А что же дальше, — спросил я, наконец, — что произойдет, если продолжать уменьшать волну вашего генератора?

— Дальше пойдут лучи Рентгена, лучи радия, космические лучи… Но этого я вам сейчас не могу показать. Нужны экраны, которых у меня еще нет. Без них это небезопасно. А что произойдет… произойдет превращение элементов… Да! — Маэстро вдруг повернулся и уставился в меня своими совиными глазами, — мы с вами совсем забыли… Постойте. Мне ведь необходимо проверить… Еще один маленький номер — из другой оперы…

Он схватил со стола один из своих бесчисленных приборов, надел телефонные наушники, что-то покрутил и стал медленно приближаться, направляя прибор на меня, как бы фотографируя. Подойдя ближе, он попросил меня встать и начал водить аппарат около моего тела с разных сторон. Мне стало страшно.

— Бросьте, маэстро… Я не крыса. Черт знает, что у вас там…

— Постойте, постойте… ничего опасного. Так и есть. Еще минутку!

— Он снял телефон и включил вместо него длинный шнур репродуктора.

— Теперь слушайте.

Раздался высокий, едва слышный, ровный звук, почти свист. Чем ближе подходил ко мне маэстро, тем громче свистел репродуктор. Максимальная сила звука оказалась у моей груди, с левой стороны.

Маэстро направил прибор к своей груди. Свиста не было.

— Вы поняли? — смеялся маэстро.

Опять он издевался…

— Что тут можно понять?!

— Фу, черт. Вы же сами… Знаете, чей это голос, этот свист? Голос золота! Вот тут оно у вас, в боковом кармане пиджака, как раз против сердца. Можете не вынимать, оно мне больше не нужно. Я хотел проверить, верно ли я вычислил волну золота. Вы разве не знаете, что металлы всегда излучают волны, каждый свою. Вот я и построил приемник. Смотрите: его можно настроить на серебро, золото, ртуть — словом, на волны группы родственных (по электрическому строению атомных ядер) металлов. Сейчас он настроен на золото.

Теперь понимаете? Чтобы найти клад или золотоносную жилу, нужно только взять вот этот ящичек, настроить контур, надеть наушники и — идти!..

Не правда ли, это очень напоминает давно известный способ обнаружения золотоносных жил — с помощью прутика-рогульки… Об этом есть много свидетельств в литературе. Еще Ломоносов писал в исследовании о горном деле… — Он вытащил из книжного шкафа огромный, старый фолиант. — Смотрите… вот, параграф 59: «О рудоискательных вилках».