Юрий Петухов - ЧУДОВИЩЕ (сборник)
Гуну было не до толстяка уродца — полежит да встанет, ничего с ним не сделается. Надо бежать! Бежать и бежать вперед — и ни одна тварь на этой планете не найдет его, не возьмет следа!
Он не переставая следил за небом. Хотя то пробивалось изредка серенькими или голубенькими клочками, Гуну хватало и этого. Раза четыре над самыми деревьями проносились какие-то тарахтелки. Но Гун знал, что из-за разросшихся крон его не увидят, а приборами и подавно не возьмут — откуда у них такие приборы, чтоб на живую материю реагировать! Судя по оборонительной технике, не доросли еще. А если бы и доросли, так давно бы нащупали беглеца. Нет, шалишь! Нет у них ничего такого. Ну это и хорошо. Правда, лучше б было, коли попал бы к каким-нибудь недоразвитым, тем, кто только-только начинает эволюцию в разумном своем облике. Там бы Гуну и прятаться не пришлось. Там бы он еще и вождем стал бы, свою маленькую Систему образовал бы! Да что мечтать, и так посчастливилось невероятно!
Гун полностью забыл о перенесенных им жутких болях, сопутствовавших Воскрешению. Забыл о своих тщетных попытках размозжить голову или еще как покончить с собой. Теперь он яростно, по-животному грубо хотел жить. Жить, жить, жить!
Остановился он, когда полностью стемнело. Забрался на высоченное дерево и прощупал пространство анализаторами. Все было спокойно. Самое время вызывать капсулу. Доли секунды на ее подлет, пять-шесть секунд на то, чтобы залезть в капсулу… и прощай приветливый лесок!
Но что-то остановило Гуна. Высоко-высоко, в черной бездне над головой, что-то мигнуло еле-еле и исчезло, потом снова. Если его и могли засечь, так только сверху, а тогда — пиши пропало: одна капсула всегда уйдет от радаров, с ним же службы слежения будут вести их, передавая от одной к другой, до бесконечности, пока не накроют ракетой.
Он спустился вниз, присел у дерева, привалившись к нему плечом. Рядом тучками мельтешила мошкара. Но на Гуна она не садилась, видно, не признавала его съедобным, а может, и вообще за живое существо не признавала. Несмотря на принятые стимуляторы, ощущалась усталость и слабость, тело ныло, особенно ноги и спина, позвоночный гребень покалывало мириадами иголочек. Но Гун старался не замечать мелких неудобств. Ему не очень-то хотелось умирать во второй раз. А время шло.
Защитную маску он давно снял — надо было привыкать к воздуху планеты со всеми его возможными неожиданностями. Надо было привыкать ко всему местному.
Что-то маленькое и плотненькое свалилось сверху прямо на голову Гуну, запуталось между пластинами и отчаянно пыталось выбраться. Гун левой рукой вытащил наглеца из пластин, поднес к глазам. Он совсем неплохо видел в темноте. Это было нечто похожее на тех жучков, что водились у него на родине, твердый хитиновый панцирь пробуждал воспоминания, от него веяло чем-то родным. Гуну вспомнился Верховный Судья — тоже маленький, плотненький, зелененький сверх всякой меры. Вспомнилось его сухое и вялое лицо, противненький скрипучий голосок. Как он там говорил? Предается вечному проклятию? Ну-ну! Гуну стало вдруг жалко этого старикана. Но разве можно жалеть то, чего нет уже миллиарды лет? Наверное, можно. Ведь память-то жива, а значит, и все, кто в ней сохранились, тоже живы.
Гуна клонило в сон. Он держал жука двумя пальцами все той же левой руки. Двумя другими совершенно машинально обрывал пойманному наглецу длинные и тонкие ножки, не спешил. Потом подключил и третью пару — содрал хитиновые крылышки. Седьмым и восьмым пальцами освободил жука от топорщившихся усиков и коротких, но толстых рогов. Затем, тщательно обнюхав освежеванную тушку, положил ее на язык и немного подержал так, проверяя вкусовые ощущения. Вроде бы все было нормально. Жучишка попался вполне съедобный, даже приятный на зуб, особенно после омерзительной и безвкусной питательной смеси. Гун тщательно разжевал неожиданное лакомство, потом проглотил, сдерживая слюну и унимая аппетит. Все! Теперь сомнения отпадали — на этой заурядной планетке можно жить, он не пропадет здесь.
Сон сморил-таки его. Но не надолго, хватило получаса, чтобы полностью прийти в себя, оклематься. Тут помогали и стимуляторы. Это потом можно будет совсем отказаться от них, а сейчас надо быть сильным, свежим. Гун не чувствовал в себе слабости, он не имел права быть слабым.
План вызрел в его голове еще там, на орбите. Сейчас оставалось отработать детали, которые, впрочем, также могли меняться по ходу дела. Чтобы не возникло сложностей с посадкой, было бы неплохо найти какую-нибудь полянку. Сегодня днем попалась ему на пути одна такая. Но на ней стояли три жалкие полуразвалившиеся хижины, крытые охапками длинных и плотных листьев. У хижин сидело несколько самок слизняков. Тут же копошились детеныши — кривоногие и с раздутыми животами. Вся эта картинка совсем не вязалась с радарами и ракетным обстрелом, но Гун не стал вдаваться в подробности, а тем более связываться с туземцами. Пускай живут! Не они же пуляли в него заряд за зарядом! Конечно, нет, несчастные слизни, и что за смысл в их существовании? Он пробежал тогда мимо, не снижая темпа. А на память пришли те двое из непосвященных, которых он по простоте душевной, а скорее просто из-за собственной неосмотрительности, пытался поднять до уровня Системы. Глупая была попытка, бессмысленная и безнадежная. И какой черт только его дернул! Ну да ладно, что прошло, то прошло — не вернешь.
Из темноты время от времени раздавались какие-то приглушенные крики и стоны, всхлипы и взвизгивания. Но Гун почти не реагировал на эти звуки. Он понял, что навряд ли найдется на этой планете тварь, которая могла бы с ним посоперничать, нет, маловероятно, — все эти животные, будь они разумными, полуразумными или вовсе неразумными, находились на стадии изнеженности и вырождения, не было в них той исполинской мощи первозданного мира, не было той необузданной и яростной жизнестойкости. Видно, и впрямь мир угасал, чах, не дожидаясь, пока его окончательно разрушат, изничтожат глобальные катастрофы. И все же приходилось быть начеку — мало ли что!
Гун включил анализаторы в режиме дальнего поиска и стал водить ими из стороны в сторону, высвечивая огромный полукруг перед собой. Назад он раструбы анализаторов не направлял, там была чащоба без просветов. Через несколько минут удалось нащупать кое-что. Правда, анализаторы показывали наличие живых существ в нужном районе, да и бежать до него было далековато, не меньше двух часов самого быстрого бега пришлось бы потратить. Но Гун решил, что разбираться будет на месте. Была не была!
По ночам Савинский не спал. У него уже лет двадцать пять как была хроническая и необоримая бессонница, с которой не могли справиться ни врачи, ни он сам. Жена могла спать сутками, вставая для того только, чтобы перекусить да накормить рыбок и птиц. Ей все было нипочем: и ливни с грозами, и сумасшедшая жара, и пронзительные крики павлинов, от коих леденела кровь в жилах, и работающие приемник с телевизором — ничто ее не брало. Сам же Савинский страдал от малейшего шороха, его болезненно утонченный слух отзывался на шуршанье тараканов за шкафами и на шелест травы во дворе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});