Всеволод Ревич - Дон Румата с проспекта Вернадского

Я ничего не имею против уехавших, каждый волен жить там, где ему лучше. Пусть живут. Пусть приезжают в гости - милости просим! Но я отрицаю их право учить нас, как надо жить. Напротив, я думаю, что те, кто остался, как Стругацкие, как Юрий Трифонов, как Алесь Адамович, кто сохранил, несмотря на все чинимые препятствия, своих издателей, своих читателей, кто не предал своих единомышленников / а у Стругацких их были миллионы, особенно среди молодежи/ принес стране, народу гораздо больше пользы, больше способствовал разрушению той системы, под обломками которой мы и поныне задыхаемся.

Мы уже говорили о тех преследованиях, которым Стругацкие подвергались в 60-70 годах, но вот пришли новые времена, возникла новая генерация критиков, которые сочли своим первейшим долгом поставить на место неразумных шестидесятничков, которые, видите ли, мечтали о каком-то социализме с человеческим лицом, вместо того, чтобы незамедлительно и с гримаской отвращения отряхнуть его прах со своих ног. Ах, как легко так думать, и главное - так писать сегодня. И вот в двух "толстых" и кстати вполне прогрессивных журналах - "Новом мире" и "Знамени", ранее в упор не замечавших никакой фантастики, одновременно появились две большие статьи, в сущности сомкнувшиеся с партийными разносами прошлых лет, хотя на первый взгляд они написаны с других позиций. Но крайности смыкаются. Если раньше писателей уличали в недостаточной, что ли, коммунистичности, то ныне выясняется, что они были чрезмерно коммунистичны. Автор последнего утверждения исходил из предположения, что все их произведения - часть единообразной утопии, нечто вроде скопления небольших "Туманностей Андромеды" и, понятно, был недоволен тем, что утопия получалась какой-то странной, не отвечающей его представлениям. А как же ей не быть странной, если она вовсе и не была утопией. Синхронность выступлений и сходство в умонастроениях никому неизвестных критиков или критикесс снова заставляет предположить единую режиссуру. Я бы не сомневался, что так оно и задумано, если бы меня не смущало реноме этих журналов. Нет, скорее всего дело объясняется проще: весьма своеобразное поколение молодых критиков отличается талантливым пером и отсутствием царя в голове. Их мало заботит что и для кого они пишут /а впрочем, ясно - для собственного удовлетворения/. Но главные редакторы все же должны были за них подумать. Как бы то ни было, я уверен., что появление этих статей ускорило смерть Аркадия.

Но все же времена уже были не те - замолчать Стругацких не удалось, подорвать читательскую любовь к ним тоже. В отличие от Булгакова авторам удалось дожить до того дня, когда та же гонимая некогда "Сказка..." была напечатана - в молодежном журнале с полуторамиллионным тиражом. /Тираж "Ангары", между прочим, был всего 3000 экземпляров/. А вот дожить до выхода хотя бы первого тома собрания сочинений у себя на родине Аркадию Стругацкому не довелось.

К моему сожалению, в 80-ых годах, когда с выходом каждой их книги я все больше и больше убеждался, какое это незаурядное явление в русской культуре - братья Стругацкие, мы стали встречаться реже. С легкой руки моей, тоже уже покойной жены, кстати, постоянного и пробивного редактора их сочинений в журнале "Знание - сила", где Стругацких печатали даже в те годы, когда их не печатали больше нигде / я до сих пор не могу понять, как это знаньевцам удалось тогда напечатать "Миллиард лет до конца света/, мы с ней не только заочно, но и непосредственно стали называть Аркадия классиком. Он охотно откликался. Должно быть, понимал. что мы не шутим.

Но работали братья так же напряженно, а здоровье Аркадия становилось все хуже, хотя он по-прежнему вскидывался, как только до него доходили слухи об очередной пакости, которую затевали против них и фантастики в целом два комитета - Госкино и Госкомиздат. Объяснить их действия - даже по меркам того времени - было невозможно. Почему, например, не был разрешен к постановке идеологически безупречный, антимиллитаристский "Парень из преисподней"? Почему "Трудно быть богом" было отдано на откуп западногерманскому режиссеру? /Хотя я и не согласен с Борисом, считающим работу П.Флейшмана неудачной/. Только потому, что его авторами были Стругацкие... Точно так же можно спрашивать: почему Евтушенко не позволили сыграть роль Сирано де Бержерака, почему Шукшину запретили поставить "Степана Разина", почему много лет лежал на полке "Андрей Рублев" Тарковского... Ну, не любило Госкино слишком самостоятельных художников...

С Госкомиздатом дела обстояли проще - там прежде всего дело было в конкуренции, а работники комитета сами хотели иметь доходы с изданий. Так как бумаги в эпоху всеобщего дефицита постоянно не хватало, /а сейчас оказалось, что в стране ее сколько угодно/, то главная редакция художественной литературы без всяких колебаний отдавало предпочтение очередному собранию сочинений Казанцева и другим своим духовным единомышленникам. А Стругацкие так и не дождались своего собрания сочинений, пока не появились частные издательства, хотя даже в Америке вышел их двенадцатитомник.

Мы иногда отводили душу на тусовках в Союзе писателей, где у Аркадия было немало сторонников, а противники , напротив, побаивались приходить, скажем, на заседания Совета по фантастике. Там мы могли отважно принимать грозные реляции, например, об немедленном изменении редколлегии 25-ти томной "Библиотеки всемирной фантастики". Но это были пирровы победы, потому что в конечном счете решения принимались в том же Госкомиздате и в кабинетах тогдашних секретарей Союза, большинство которых состояло из старых маразматиков-графоманов, с таким блеском - без всякой фантастики - изображенных в "Хромой судьбе". Вот тут пальму первенства, видимо, действительно надо отдать Аркадию: в Ленинграде таких монстров, мне кажется, не было. А может, я и ошибаюсь.

Против них стеной стояла вся государственная и партийная махина. Но все-таки они победили. Несмотря на все препоны. Любой писатель может только мечтать о таком читательском успехе. И даже в кино, хоть один раз, но им все-таки повезло. По их сценарию был поставлен "Сталкер", на мой взгляд, лучший фантастический фильм всех времен и народов. С ним даже нечего сравнить. /И здесь я опять не согласен с оценкой этого фильма ни Станиславом Лемом, ни Борисом Стругацким. Я не вижу в нем ничего мистического, зато там очень много выстраданного и человеческого/. И хотя автором этого гениального фильма /помнится, Аркадий тоже так называл и фильм, и режиссера/ справедливо считается Андрей Тарковский, но когда я слышу с экрана отчаянные монологи героев, то отчетливо различаю так хорошо мне знакомые интонации Бориса и Аркадия.