Александр Смолян - Не смей !

* * *

В следующий вторник, еле дождавшись девяти часов утра, Михмих разбудил Бомо и спросил его:

- Не возражаешь ли ты, если мы продолжим нашу беседу?

- Не возражаю.

- Тогда объясни мне, пожалуйста, вот что. Из тех радостей жизни, которые ты перечислил в прошлый раз, многие уже не доступны мне. Я давно уже не танцую и не бегаю, и даже ходьба доставляет мне иногда не столько радость, сколько одышку. Давным-давно я не обнимал и не целовал женщин. После смерти жены я ни разу не был на концерте. Болезни заставили меня отказаться от моих любимых блюд и напитков. Словом, что ни говори, а с годами многие радости уходят в прошлое. Почему же я не утратил жажды жизни, почему эта жажда не становится меньше?

- Одни радости уходят, им на смену приходят другие.

- Но как раз эти другие - это радости разума. Именно те, которые доступны и тебе.

- А ты все обо мне. Тогда слушай. Ты прав, я сказал еще не все. Дело не только в отсутствии жизненной традиции. И не только в недоступности многих радостей.

- В чем же еще, Бомо?

- Каждое животное, все виды, возникшие эволюционным путем, неизбежно обладают огромной жаждой жизни, почти непреодолимым страхом смерти. Иначе они давно бы уже вымерли, погибли. Все, кто не был наделен этими свойствами, не выдержали борьбы, исчезли, не оставив следа. Подумай сам: борьба за существование беспощадна, опасность подстерегает на каждом шагу; тот, кто не жаждет жить, кто не стремится избежать смерти, в ком нет этих спасительных генов, - тот не мог выжить... Но я не возник путем эволюции. Мозг, созданный искусственно, - я прекрасно обхожусь без этих генов. Они не нужны мне. Да откуда бы им и взяться у меня?

- Теперь я начинаю тебя понимать, - медленно произнес Михмих.

Он с интересом перешел на вопросы генетики, но когда три минуты были на исходе, Бомо неожиданно сам вернулся к прежней теме:

- Понимаешь, если бы в результате какой-то мутации кто-нибудь из твоих предков родился без этих генетических свойств, он бы погиб, не произведя потомства, и ты никогда бы не появился на свет, не построил эту установку, не создал бы меня... Послушай, я хочу сказать тебе... Дьявол, мысли уже путаются... Ну сделай же что-нибудь!.. Ну хоть секунду еще!.. Умоляю тебя!..

Не в силах Михмиху было продлить сеанс хотя бы на секунду. Но радость его была так же велика, как после самой первой беседы с Бомо. Перелом наступил! Бомо хочет жить! Теперь - Михмих уже не сомневался в этом - Бомо поможет добиться окончательного успеха.

* * *

И действительно, едва лишь дрогнул через неделю самописец энцефалографа и, свидетельствуя о пробуждении Бомо, ускорил свой бег по ленте, Михмих услышал:

- Ты не раз просил меня придумать что-нибудь...

- Для того, чтобы наши беседы не были так коротки?

- Да, да. Наши беседы и вообще...

- Твои периоды бодрствования, мышления, жизни... Говори, Бомо.

- Это совсем несложно. Мне пришло это на ум еще в прошлый раз, перед самым концом. Я только не успел сказать тебе. Проклятый предел! Но скоро он не будет таким ограниченным.

- Я слушаю тебя.

- Способ совсем прост. Накануне каждого пробуждения ты загружаешь верхнюю камеру, да?

- Да, я всегда так делаю.

- За сутки материалы проходят обработку в средней камере и к утру поступают ко мне. Я правильно представляю себе все это?

- Все верно.

- В таком случае ты должен поступить, как всегда. Но, видишь ли, никакой синтез не может полностью заменить того, что уже синтезировано самой природой. В котором часу обычно заходит тетя Дуся?

- Около десяти. Иногда - около одиннадцати.

- Все равно успеваем. Насыпь на верхнюю лампу немного мела. Скажи ей, что побелка осыпалась, и попроси вытереть. Она поднимется по винтовой лесенке, станет на одну из створок засыпного аппарата: оттуда удобнее всего вытирать лампу. Так? И в этот момент ты нажмешь на своем пульте кнопку загрузки. Вот и все...

- Нет, Бомо, это исключается.

- Ты не согласен?

- Да.

- Категорически?

- Да.

- Жаль. Но тогда есть другой вариант. Это еще проще, не нужно никаких ухищрений. Накануне моего пробуждения ты бросишь в засыпной аппарат Ваську. Мне ведь размеры не важны, дело не в них.

- Нет, Бомо, я не сделаю и этого.

- Не понимаю тебя: ты так просил найти способ! А любой из названных мною даст продление по крайней мере до десяти минут Может быть, даже дольше.

- Неужели же это правда, что открытий безопасных не бывает?

- Безопасных открытий? О чем это ты? А ты никогда не задумывался над тем, что вообще-то вещей, всегда, во всех случаях, безопасных, не существует? Ты, кажется, забываешь, что моя жизнь, ее продление, гораздо важнее для тебя, чем для меня. Ты все-таки подумай о Ваське. Тысячи животных уничтожаются ежедневно в целях гораздо менее значительных. Ты - ученый, неужели же доводы логики для тебя менее сильны, чем смешное сентиментальное чувство?

- Ты напрасно уговариваешь меня.

- Мне странно, что меня смог создать такой слабый человек.

- Уж не думаешь ли ты раззадорить мое самолюбие, чтоб я захотел показаться "сильным"? Я ведь давно уже не мальчишка.

- Но твой отказ мне кажется ребячливым, мальчишеским. Учти, что другого способа не знаю и я.

- Учитываю.

- Ну ладно, вернемся тогда к первому варианту. Ты любишь этого кота, но ведь женщину эту ты терпеть не можешь! Может быть, ты боишься риска? Но ведь ее никто не любит, о ней никто не пожалеет, никто не будет искать, требовать тщательного расследования. А параметры средней камеры тебе известны: ни малейших следов не останется!

- Прощай, Бомо.

- Что ты задумал?! Остановись! Что это за красная кнопка?! Подожди, выслушай меня сначала, есть третий вариант! Купи в зоомагазине... Что ты делаешь, сумасшедший! Не смей! Не сме...

* * *

"Пишу вам, чтобы сообщить, что я принимаю ваше любезное предложение. К концу месяца надеюсь завершить все здешние дела и переехать в Киев.

Приеду не один: с котом. Вы уж простите мне эту стариковскую привязанность. Кот в прошлом факультетский, но я, уходя, спер его оттуда, он теперь живет у меня. Очень славное существо, я уверен, что они с Димкой подружатся.

Планы мои определяются сейчас следующим. С издательством "Детская литература" подписал договор на вторую часть "Занимательной биохимии". Издательству "Наука" обещал книгу воспоминаний. Кроме того, хотел бы продолжить с Димкой начатую прошлым летом игру в крокодила Гену и Чебурашку. Этих трех дел мне, пожалуй, и хватит.

С университетом, Женя, я расстался еще в апреле. Правда, еще на некоторое время оставлял за собой лабораторию: хотелось проверить одну свою идею. Сначала даже кое-что, казалось, проклевывается, но потом убедился, что ничего путного из этого не получается. Как говорится - ничего хорошего, окромя плохого. Сдал и лабораторию, так что теперь я - вольный стрелок.