Джеймс Боллард - Зона ужаса

Ожидая, когда появится Катерина Йорк, он высвободил правую руку из металлической скобы, прикрепленной к кости крыла. Он это сделал, чтобы можно было без помех взяться за винтовку.

То, что он задумал, должно было навсегда защитить его и Катерину Йорк от птичьих чар.

Открылась дверь дома, и солнечные блики, отраженные остатками стекла, мотнулись по зеленой траве. Криспин замер. Во дворе появилась Катерина Йорк. Она что-то несла в руках. Остановившись перед разрушенным гнездом, она наклонилась и подняла несколько перьев.

Криспин вышел из-за дерева и направился к дому. Через десять ярдов он достиг утрамбованной земли и бросился бежать, в то время как его крылья беспомощно хлопали по бокам. Криспин набирал скорость, и его ноги уже не касались земли. В это время его крылья расправились, поймав поток ветра, и он почувствовал, что сможет планировать долго и далеко.

Он был в ста ярдах от дома, когда женщина заметила его. Через несколько секунд она появилась из кухни с ружьем в руках, а Криспин уже не мог из-за большой скорости остановиться. Он попытался закричать, но пух, пахнущий кровью, забил его рот. Когда Криспин достиг края луга, опоясывающего дом, его ноги были уже в нескольких футах над землей. Он судорожно вцепился в металлический каркас, с трудом поворачивая головой в тесном черепе голубя. Женщина дважды нажала на спуск. Первый выстрел срезал мелкие перья крыла. Вторая пуля поразила Криспина в грудь, и он какое-то время еще планировал, пока не замер среди мертвых птиц.

Через полчаса, убедившись, что Криспин умер, Катерина Йорк подошла к нему и стала выдергивать из каркаса голубя лучшие перья.

Она собирала их для постройки гнезда, к которому когда-нибудь прилетит гигантская птица и принесет обратно ее сына…

МИСТЕР Ф. ЕСТЬ МИСТЕР Ф.

…Одиннадцать часов. Хэнсон с минуты на минуту должен быть здесь. Проклятье Элизабет. Ну почему она появляется так внезапно? Соскочив с подоконника, Фримэн бросился к кровати и быстро лег, натянув одеяло до пояса. Когда жена зашла в комнату, он приветливо улыбнулся ей и притворился, что читает журнал.

— Все в порядке? — Элизабет внимательно смотрела на него.

— Да, дорогая, все нормально.

Она принялась поправлять постель. Фримэн беспокойно заерзал. Когда же Элизабет протянула руку, чтобы поправить подушку, на которой он сидел, Фримэн резко оттолкнул жену.

— Послушай, дорогая, я уже не ребенок! — он с трудом скрывал раздражение. — Что случилось с Хэнсоном? Он должен был быть здесь полчаса назад.

Элизабет пожала плечами и подошла к окну. Несмотря на просторное, как халат, шелковое платье, было заметно, что она беременна.

— Должно быть, он опоздал на поезд. — Элизабет закрыла форточку. — Я не хочу, чтобы ты простудится.

Фримэн молча ждал, когда она уйдет, постоянно поглядывая на часы.

— Я купила для ребенка пеленки, — сказала она. — Сейчас, глядя на тебя, я подумала, что надо бы купить тебе новый халат. Этот уже совсем износился.

— Я уже давно ношу этот халат и не хочу с ним расставаться. Я не хочу новой одежды. — Фримэна раздражало то, что Элизабет обращалась с ним, как с ребенком. Но он прощал жену, так как у них долго не было детей. К тому же последний месяц он был болен, и Элизабет очень бережно и внимательно ухаживала за ним.

— Дорогая, извини меня, я не хотел на тебя кричать. Спасибо, что ты так ухаживаешь за мной. Может быть, вызвать доктора?

Фримэн сказал это автоматически, и секунду спустя в его сознании вспыхнуло: Нет! Словно почувствовав это, Элизабет покачала головой и сказала:

— Не надо. Ты скоро уже будешь здоров. Я думаю, тебе уже не надо видеться с врачом.

Уже?

Элизабет вышла. Фримэн слышал, как она спускалась по лестнице. Через несколько минут внизу заработала стиральная машина.

Уже?

Фримэн быстро встал и подкрался к ванной. Шкаф был увешан сохнущей детской одеждой. Сквозь марлю, накрывающую чистые стопки, он заметил, что большая часть пеленок была голубого и синего цвета.

"Наверное, наш ребенок будет одет лучше всех на свете”, — подумал он.

Выйдя из ванной, Фримэн зашел в свой кабинет и вытащил из-за шкафа маленькие весы. Скинув халат, он встал на платформу. В зеркале отразилось его бледное, костлявое тело, длинные кривые ноги.

Вчера было 42 килограмма. Он не отрывал глаз от стрелки, одновременно прислушиваясь к шуму стиральной машины. Наконец стрелка замерла.

39 килограммов!

Запахнувшись в халат, он поставил весы на место. 39 килограммов! За 24 часа я потерял 3 килограмма. Фримэн попытался унять охватившую его дрожь. Чтобы успокоиться, он вернулся в кровать и взял какой-то журнал. Но в голову ему все время лезли беспокойные мысли. Два месяца назад он весил 65,5 килограмма. 3,1 килограмма в день! Если так пойдет дальше, то… Фримэн содрогнулся.

Шесть недель назад Фримэн понял, что начинает странным образом меняться.

Собираясь утром на работу, он заметил, что его усы поредели. Обычно черная и колючая щетина теперь стала мягкой и приобрела грязно-коричневый оттенок. То же самое произошло с его бородой. Сначала он связывал эти изменения с ожиданием ребенка: когда он женился на Элизабет, ему было сорок, а она была моложе на два-три года. Он уже не надеялся стать отцом. Когда Элизабет забеременела, он поздравил себя со вступлением в новую эру жизни и решил полностью отдаться роли чуткого отца. Он даже придумал песенку:

Лиззи со мною,

Да с ребенком — нас трое.

И напевал ее весь день.

Постепенно на месте его белокурых волос стала появляться лысина. Тогда он впервые забеспокоился, стал читать литературу о чувствительности будущих отцов. Элизабет ему помогала, но они не нашли описания того, что происходило с ним. Каждое утро, просыпаясь намного раньше жены, Фримэн брал старую теннисную ракетку и долго играл на лужайке, наслаждаясь кристально чистым утренним воздухом. После завтрака они с Элизабет часами катались на лодке по реке. Все эти занятия доставляли ему такое же удовольствие, как и раньше, когда он был двадцатилетним. Но только теперь, когда ему пошел пятый десяток, он начал понимать, что такое настоящее счастье.

Элизабет была немного выше его, но когда он обнаружил, что едва достает ей до плеча, то стал еще тщательнее присматриваться к себе. Однажды в магазине (а Элизабет всегда брала мужа с собой, когда ходила за покупками) продавщица обратилась к Элизабет как к матери Фримэна. И неудивительно: беременность увеличила и без того внушительные размеры жены, а Фримэн все худел и становился меньше ростом.

Когда в тот день они вернулись домой, Фримэн заметил, что шкафы и книжные полки стали больше и выше. Взвесившись, он обнаружил, что потерял девять килограммов.