Дмитрий Хабибуллин - Тот День

С учебой я дружила, и поступление прошло как по маслу. Семья наша не была богата, и специальность пришлось выбирать по бюджету. Наиболее оптимальным мне тогда показался вариант социальной педагогики. Так началась моя жизнь в столице. Много воды за это время утекло, и многого я уже не помню. Жили мы с подружками на окраинах. Снимали комнаты, подрабатывали в фастфудах. Так прошло пять лет, и я получила диплом. Первые месяцы свободного плавания, до начала больших событий, я по специальности работала в детской комнате милиции. И однажды моя жизнь круто изменилась.

Пришло лето, мне стукнуло двадцать пять, и я встретила его. Тогда я впервые решила гульнуть по-московски. На отложенные за пол года деньги я собрала друзей, и день рождения пошла отмечать в один из модных столичных клубов. Он стоял у стойки, одетый с иголочки, красивый и грустный. Я подошла, мы разговорились, и как это бывает в Москве: постель, пол года встреч и свадьба. За молодого человека я вцепилась крепко, ведь тогда казалось: вот он мой шанс. Шанс вырваться из пут серых будней, из бесконечной череды «сегодня», похожих на «вчера». И, наконец, это был шанс стать финансово независимой, возможность почувствовать истинный пульс Москвы. Звали человека Игорь Долгоруков, и фамилия эта, как показало время, весьма говорящая. Отец Игоря, известный финансист, имел свою компанию, а сына он к себе пристроил юристом. Конечно, родители юноши были против нашего союза, но первое время это не было помехой.

Последующие два года взаправду были сказкой. Поворчав некоторое время, отец Игоря устроил меня на хорошо оплачиваемую работу в одну из частных столичных школ. Любящий муж, деньги, сливки общества — о чем еще провинциалка может мечтать. Еще никогда я не была столь счастлива, но, как все хорошее, и эти светлые годы прошли. Жизнь пошла по наклонной с того момента, как всплыл страшный факт: я не могла родить наследника. Конечно, о своей проблеме я знала и раньше, но мужу сообщать об этом не решалась. И как оказалось, не зря. Лишь только отец Игоря узнал, что внуков у него не будет, начались конфликты. Ситуация оказалась крайне сложной, и, несмотря на все мои ухищрения, все попытки потушить занявшиеся угли будущего пожара, я лишь раздувала пламя. Брак распадался, и я ничего не могла поделать. Игорь был слишком зависим от отца, слишком закабален его авторитетом.

Развод был оформлен быстро и без особых проблем. Но папаша, видимо решив, что одного расторжения брака мало, на этом не остановился. С работы меня уволили на следующий же день. И куда бы я ни шла, куда бы ни обращалась — везде мне включали красный свет. Связей у Долгорукова старшего было предостаточно, и всю свою энергию старик направил на то, чтобы выдворить меня из Москвы. Сложно сказать, что он хотел этим доказать. Толи устранить возможность будущих претензий на имущество (хотя эту возможность устранял обыкновенный, грамотно расписанный брачный контракт), толи стереть с лица семьи видимое только ему пятно позора (что более вероятно, зная этого старого маразматика). Вдобавок ко всему, через две недели после развода я получила от судьбы ироничный подарок: я была беременна. Узнав о благой вести, я незамедлительно связалась с Игорем, но, посчитав новость навеянным безысходностью бредом, мой любимый супруг мне не поверил. Одним словом, вконец отчаявшись, я купила газету, и, выбрав самое непримечательное место, позвонила по объявлению. Так судьба и занесла меня в детский дом № 17. Сегодня мой первый рабочий день, и, скорее всего, последний день моей жизни.

Глава 3

Рассвет в храме

Когда ты стоишь над пропастью, и ветер, сбрасывая пряди волос на глаза, норовит тебя отправить в черную бездну, прожитое не имеет никакого значения.

Все что ты оставил за своей спиной превращается в зыбкую дымку, иллюзорную пелену, а потом и вовсе исчезает. И вот тогда наступает тот самый момент. Момент сродни озарению. Ты вдруг понимаешь, что любая, некогда определяющая мирская цель пуста и абсолютно не значима, хотя бы потому, что период актуальности этой цели, ничтожен по сравнению с вечностью.

И вот, вой ветра нарастает. Теперь в его порывах ты можешь разобрать утешительный голос смерти.

— Не медли. Делай то, что должен, — сперва ласково, как мать своему любимому чаду, нашептывает ветер.

— Лети же! — уже не скрывая открытой злости, рокочет стихия. И многие летят, но не ты…

Прочие, не совладав со своим страхом, чьи костлявые пальцы слишком крепко сжимают сердце, отступают. Делают шаг назад и остаются в пустоте. До времени, когда ветер уже не будет юлить и церемониться и все же швырнет бунтаря вниз. Но ты и так поступать не будешь. Не будешь ждать смерти в слепой пустоте.

Другие, чей мир еще не растворился бесследно, хватаются за ускользающее, и мир их принимает назад. Принимает под восторженные возгласы и громкие похвалы толпы.

— Ты победил! — будет кричать стадо, а священник, потирая руки, заявит о спасении души.

Это определяющая черта их мира, который больше походит на этакий театр, где калека или духовный инвалид всегда получит поддержку лживыми аплодисментами и упоенный не менее лживым чувством силы, вернется в стадо. Или дочь волка, которого боятся овцы. Больше похожая на старую уставшую шлюху, чья матка готова вывалиться наружу, будет всегда в их глазах привлекательна. А плохой комедиант с туго набитым кошельком всегда будет вознагражден такой же лживой бурей хохота.

Нет, ты и в этот мир не вернешься.

— Так куда же идти, когда за спиной их мир, а впереди бездонная пропасть? — можешь спросить ты.

— Стань их пастырем, — отвечу я.

История его жизни началась в далеком пятьдесят девятом. В том году отца семейства Соколовых, военного летчика, офицера в третьем поколении, перевели в новый, только построенный аэродром под деревней Шаталово, Смоленской области. Мать Егора была на сносях, и, как всякая слабовольная женщина, без пререканий последовала за своим мужем. Так и вышло, что Георгий встретил первый лучик солнца в проклятом гарнизоне. А еще через три года у него появился младший брат Андрей, который так и остался там, в прошлой жизни.

Православный иерей в будущем, в свои юные годы был вольнодумен, страстен в поисках знаний и новых ощущений и перечил папаше без всякого повода. Михаил, его отец, видел в своих сыновьях четвертое поколение офицеров. Четвертое поколение гордости семейства Соколовых. Егор же ничего такого в себе не видел, и когда жизнь привела его к вопросу подчиниться ли отцу, либо свое поискать счастье, он отдал голос в пользу второго.