Александр Казанцев - Том (8). Мост дружбы
Во сне труба казалась ему туннелем, снаружи вокруг нее была вода, а сверху – лед пруда… и почему-то по трубе американцы что-то посылали…
Разбудил его грохот, гулко отдававшийся в металлических стенках. Андрюша проворно выполз на лед.
Тарахтел огромный трактор.
Место работ было ярко освещено электрическими фонарями. Электрики успели дать свет.
По пруду на гигантских, сколоченных из бревен санях везли насос: округлую громаду металла с зияющими отверстиями для присоединения патрубков.
Андрюша побежал к трактору. Рядом с санями шел Денисюк и кричал на трактор, как на лошадь:
– Гей, гей! Не хромай, налегай! Спать не будемо!
Один из инженеров докладывал Степану:
– Нужны чугунные патрубки. Из готовых не подберешь, по размеру не подходят… Придется отливать новые, обрабатывать… Это займет несколько дней.
– Слушайте, вы, инженер, – жестко сказал Степан, – считайте, что вы на фронте. Если бы мы с вами сорвали наступление, нас бы расстреляли…
– Да, но… – опешил инженер.
– Возьмем готовые патрубки. Чтобы подошли к насосу, поставим свинцовые прокладки. Подгоним по месту.
– Свинцовые? – поразился инженер. – Конечно, будет скорее, но…
– Выполняйте! – распорядился Степан.
Прошло два дня. На льду пруда выросла деревянная будка. В Андрюшину трубу уже нельзя было залезть: к ней через патрубок был присоединен огромный насос, скрытый в будке. Там же, на одной с ним оси, стоял мощный электромотор. Однако воды все еще не было. Насос никак не хотел засасывать воду. Очевидно, как предположил Степан, в приемный трубопровод, опущенный в пруд, попадал воздух.
Степан не спал двое суток, не давая отдыхать ни Денисюку, ни другим рабочим и инженерам. Все падали с ног, но на Степана не жаловались.
Андрюша тоже почти не покидал места работ.
У Степана лицо стало серым, глаза ввалились, голос охрип, но по-прежнему был жестким.
Директор вызвал к себе Степана и разнес его за срыв срока.
Степан вернулся от него мрачный и безжалостный. Он не давал никому даже закурить, требовал предельного напряжения сил.
Почти сутки понадобились, чтобы пригнать свинцовые прокладки к патрубкам, чтобы оградить всасывающий трубопровод от попадания воздуха.
На Степана было страшно смотреть. Денисюка увезли на подводе.
И наконец насос пошел.
Андрюша в это время стоял около будки. Услышав в ней крики, он припал ухом к трубе. Металл жег его холодом, но он не замечал этого, он слышал только, как бурлит, клокочет в трубе вода…
Андрюша был счастлив. Это сделал его Степан!
На лед пришел генеральный и благодарил главного механика, хлопал его по плечу, смеялся, потом взял под руку и повел на завод. Оглянувшись, он увидел Андрюшу и поманил к себе.
– Здравствуй, молодой человек, – сказал он. – Благодаря твоему брату доменные печи пошли. Сейчас будет первый выпуск чугуна. Пойдем посмотрим.
Андрюша потерял дар речи.
Он прошел через проходную вместе с директором и Степаном. Охрана почтительно пропустила их. Андрюша изо всех сил старался показать, что ничуть не удивлен.
Но на заводе его все не только удивляло, а ошеломляло: и паровозики-кукушки, с пронзительным свистом толкавшие огромные ковши на колесах, и ажурные мостовые краны над головой, предупреждающе звонившие колоколом, и скиповый подъемник с вагонеткой, которая сама собой ползла в гору, и запах гари, дыма, жженой земли и еще чего-то, и наконец – люди, ловкие, бесстрашные и умелые, в широкополых шляпах с приделанными к полям темными очками.
На литейном дворе доменного цеха в земле были сделаны канавки, в которых должен был застывать чушками чугун. Здесь-то и пахло горелой землей. Рабочие в светлых комбинезонах что-то делали около желоба.
И вдруг двор осветился. Посыпались искры, и ослепительно яркая жидкость потекла из пробитого отверстия. Люди отскочили, прикрываясь рукавицами.
Генеральный директор, который ростом был чуть выше Андрюши, обнял его за плечи и стал шутить, смеяться, что-то говорить… Андрюша понял, как любит директор свой завод, доменную печь, расплавленный металл.
По литейному двору торопливо шел полный седой человек. Сняв меховую шапку-ушанку, он издали махал ею директору.
Андрюша узнал главного инженера.
Главный инженер совсем запыхался. Подойдя к директору, он с трудом произнес:
– Насос отказал, Михаил Сергеевич. Я приказал остановить доменные печи.
– Как отказал?! – крикнул генеральный директор.
Степан побледнел. Андрюша испугался за него. Ведь он после трех бессонных ночей едва держался на ногах.
– Конечно, эти свинцовые прокладки мигом растрясло, как и следовало ожидать. Они деформировались, и теперь воздух проникает в трубу, – сердито говорил главный инженер.
Генеральный повернулся к Степану:
– Еще раз сорвать водоснабжение завода я вам не позволю! Идите! Быть там, пока насос не пойдет!
Степан повернулся и зашагал прочь.
Андрюша не знал, что ему делать.
Директор ласково взял его за руку:
– Я тебя провожу. Эх, мальчик мой, ведь это же металл, металл, который ждут. И как ждут!
В голосе его была такая горечь, что Андрюша сам готов был рассердиться на Степана за то, что насос у него остановился.
Глава третья. Признание
Прошла зима, вскрылась речка Светлая, сошел с пруда ледяной покров, поднялся уровень вешних вод, а около плотины так и осталась стоять деревянная будка с насосом, выручившим завод зимой.
Ранним утром, выйдя с завода, Степан прошел мимо будки и с особым вниманием посмотрел на нее. Сколько суток проведено здесь! Говорят, материнское чувство крепнет во время бессонных ночей у детской кроватки.
У Степана было почти материнское чувство к насосу, который он все-таки пустил зимой. Да и ко всему заводу – тоже. Вот и сейчас он шел с завода после двадцати восьми часов, проведенных в доменном цехе, где ремонтировали механизм подъема конусов. Степан Григорьевич считал долгом главного механика быть там. Несмотря на угар, он не уходил и не позволял уходить до окончания ремонта всем, кто был вместе с ним. К утру домна пошла.
Возвращаясь домой, Степан думал о насосе, о домне, о людях, которым подавал пример своей неистовой работой, об Андрюше – его ведь следует воспитать в этом же духе, сделать инженером… «Наверное, он еще не ушел в школу».
Он действительно еще застал Андрюшу дома, обрадовался, растрепал ему волосы и велел как следует позавтракать. Но сам есть не стал. Болела голова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});