Сергей Абрамов - Карта командира Миенга
Тот подергал веками, но глаз не открыл, боялся, видно.
— Не трогал я его, — сказал Костров, потирая ушибленный локоть. — Сам он…
Миенг пошарил рукой по земле, поднял увесистый камень.
— Не повезло бедняге. Ударился. Ты, Ко-ля, такой большой, а он такой маленький. Разные массы. Закон Нью-то-на. Не забыл?
— Не забыл, — мрачно подтвердил Костров. — Не будет бегать где не надо.
— Он же совсем глупый, — усмехнулся Миенг. — Он не знает закона Нью-то-на… — кивнул своим бойцам: — Забирайте его.
Те подошли, один из них ткнул диверсанта дулом автомата. Он поднялся нехотя — похоже, не так уж сильно ударился — и Костров пожалел, что не может разглядеть его лица.
— Посвети на него, Миенг.
— Зачем? — спросил Миенг. — Батарейку жалко. Я фонарик ребятам отдам. Они пирогу покараулят.
— Сколько было «гостей»?
— Четверо.
— Никого не упустил?
— Никого. Только твой шустрым оказался.
— Какой он мой, — махнул досадливо рукой Костров. — С таким же успехом он мог налететь на дерево. Или на стену. Или просто поскользнуться. Я тут ни при чем. Даже не помог вам.
— Это и хорошо. Со своими врагами мы должны справляться сами… — он помолчал. — Зря я согласился взять тебя. Испугался я очень, когда он в твою сторону побежал. Моя вина.
— Причем здесь ты, Миенг? Я сам напросился. А взявшись за гуж, не говори, что не дюж.
— Как это? — не понял Миенг.
Костров усмехнулся: трудно перевести на лаосский привычную русскую поговорку. Подумал, сказал:
— Что-то вроде твоего выражения: если я стреляю, я не шучу.
— Только я не стрелял сегодня, — сказал Миенг. — Их надо было живыми взять.
— Жалеешь, что не стрелял?
Даже в темноте Костров почувствовал, что Миенг удивился, затянул паузу, потом ответил:
— Я бы не хотел больше стрелять, никогда.
— А шутить? — подковырнул Костров.
— Куда денешься… — притворно вздохнул Миенг. — С твоей легкой руки.
— Почему с моей?
— Ты же обманул меня. Ты же написал тогда в своей газете, что я похож на Сиенг Миенга.
— Откуда ты узнал? — удивился Костров. В те годы его газета крайне редко попадала в джунгли Самнеа, да и кому бы ее там читать? Русский язык в Лаосе знают немногие.
— Мне Вилайла читала. Она привезла газету из Москвы.
Этого Костров не учел. Молоденькая докторша Вилайла, подруга Миенга, училась в Московском медицинском институте и, оказывается, сохранила для приятеля вырезку с фотографией и текстом, где Костров все же не удержался, назвал его именем фольклорного героя.
— Ты на меня сердишься, Миенг?
— Нет, Ко-ля. Меня всегда так звали. Я шутил, когда просил тебя не упоминать об этом. А ты на меня не сердишься?
— За что?
— За сегодняшнее.
— Я благодарен тебе.
Они подошли к машине, которая по-прежнему темнела на обочине — только подфарники тлели красными светляками. Из леса, из черноты зарычал мотор, и на шоссе тяжело выполз грузовик с солдатами и «гостями».
— Командир, — крикнули из грузовика, — ты с нами?
— Езжайте, — сказал Миенг. — Меня товарищ довезет.
Костров включил зажигание, тронулся с места, легко обогнал грузовик, посигналив ему фарами. Миенг молчал, поглядывал вперед, на дорогу, ловил ладонью горячий ветер в открытое окно. Потом сказал:
— Не за что меня благодарить. Я показал тебе войну, а война-это совсем неинтересно.
Вот тебе и раз! Боевой командир Миенг, опытный и умный солдат, стрелок каких поискать: что из автомата, что из револьвера!
— Почему ты так говоришь?
Он опять помолчал, облизнул тонкие сухие губы.
— Я не знал ничего другого. Я родился, когда была война. Я учился, когда была война. В пещерах вместо школ, потому что война не щадила никого и бомбы падали всюду. И на школы, и на госпитали, и даже на детей, играющих на дорогах. Я стал солдатом, потому что шла война. Я стрелял. Я видел смерть ежедневно. Это страшная штука — смерть. Я ненавижу войну, Ко-ля.
— Что ты станешь делать дальше, Миенг? Учиться? Мненг долго молчал, словно подыскивал ответ — самый точный, единственный.
— Ты помнишь карту Лаоса в магазинчике на улице Самсен-таи?
— Помню.
— Я купил ее. Это старая карта. Ее еще французы печатали. Я хочу строить дороги, Ко-ля. Я буду учиться строить дороги. Я нарисую их на этой старой карте, потому что их там нет. Лет через двадцать ты приедешь в Лаос, и я покажу тебе карту. Она станет очень красивой: вся в красных линиях моих дорог, — он засмеялся, высунул голову в окно, зажмурился, сжал губы: очень сильный встречный ветер. Потом сел прямо, пригладил пятерней свои жесткие волосы, сказал серьезно:
— Знаешь, о чем я тебя попрошу? Не пиши ничего в газету о сегодняшней ночи. Я не хочу, чтобы Вилайла узнала, что я опять воевал. Ладно?
— Договорились, — сказал Костров.
На этот раз он знал точно, что не обманет Миенга.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});