Джеймс Баллард - Границы бытия

— Он честно говорит, что не понимает этого. Он ощущает, что по мере того, как увеличивается средний уровень продолжительности жизни, пожилые люди начали превалировать в обществе и формировать его взгляды.

Им бы хотелось видеть вокруг себя молодых, а их окружают такие же старики. И единственный способ уйти от этого — умереть.

— Это просто гипотеза. А вот почему он добивается, чтобы ты получил обязательно ногу человека, который тебя сбил? Какой-то странный выбор. В нем есть что-то противоестественное.

— Он не считает это важным, по его мнению, когда нога будет пересажена, она будет уже частью меня самого. — Конрад посмотрел на дядину повязку. — А твоя рука, дядя Теодор? Ты лишился двух пальцев. Доктор Найт говорил мне. Не думаешь восстановить их?

Дядя улыбнулся:

— Пытаешься обратить меня в свою веру, Конрад?

Через два месяца Конрад вернулся в больницу, чтобы лечь на восстановительную операцию. Накануне он вместе с дядей нанес короткий визит его друзьям, жившим в районе для пенсионеров на северо-западной окраине города. Это были радующие глаз одноэтажные домики в стиле шале, построенные за счет муниципалитета, сдававшиеся всем желающим за весьма невысокую арендную плату; они занимали заметную часть городской территории. За три недели своего пребывания на амбулаторном режиме Конрад, казалось, посетил все шале. Искусственная нога, которой он пользовался, была очень неудобной, и, выполняя просьбу доктора Найта, дядя брал Конрада с собой ко всем своим знакомым.

Первоначальной целью этих встреч было познакомить

юношу с максимальным количеством пожилых людей этого района до того, как он возвратится в клинику, а основную кампанию планировалось начать потом, когда новая конечность приживется. Но Конрад уже переставал верить в успех планов доктора Найта. Конечно, встречи с ним не раздражали хозяев этих домиков, разговоры с Конрадом не вызывали у них ничего, кроме сочувствия и симпатии. Где бы он ни появлялся, старики выходили к ограде перекинуться с ним словом и пожелать счастливой операции. Зачастую, когда он встречал добрые слова и приветствия седовласых мужчин и женщин, улыбавшихся ему из своих садиков и балконов, он ощущал себя единственным молодым человеком в городе.

— Дядя, как объяснить этот нонсенс[5]? — спросил он как-то, когда они брели рядышком после одного из таких походов. Кокрад опирался на две прочные палки. — Они

желают мне обрести хорошую новую ногу, а сами и не думают отправляться в лечебницу.

— Но ты юноша, Конрад, и для них ты просто ребенок. Ты хочешь вернуть себе то, что было твоим по праву: возможность ходить, бегать, танцевать. Твоя жизнь еще не вышла за пределы естественного существования.

— Естественного существования? — утомленно повторил Конрад. Он теребил крепление протеза под одеждой. — В некоторых странах продолжительность естественной жизни чуть больше сорока лет. Разве это может быть критерием?

— Когда как. Иногда может.

Несмотря на то что дядя без возражений водил Конрада по городку, он не слишком охотно поддерживал беседы на эту тему. Они вошли в новый жилой квартал. Один из многих городских гробовщиков открыл здесь свою контору, и в тени, за полутемными окнами, Конрад разглядел молитвенник на подставке красного дерева и строгие фотографии катафалков и надгробных плит. Как бы ни маскировалась близость этого офиса к жилью пенсионеров, все равно Конрад был шокирован — он будто увидел шеренги сошедших с конвейера гробов, выставленных на всенародный обзор вдоль мостовой.

Дядя лишь пожал плечами, когда Конрад возмутился этим:

— Старые люди реалистично смотрят на такие вещи, Конрад. Они не боятся смерти и не благоговеют перед нею, как молодые. Скажу больше, тема смерти их живо интересует.

Подойдя к очередному шале, дядя тронул Конрада за руку.

— Одно слово. Не собираюсь смущать тебя, но сейчас ты встретишься с человеком, который собирается на практике, всем своим поведением выступить против доктора Найта. Может статься, что всего за несколько минут он объяснит тебе больше, чем я или доктор Найт за несколько лет. Его имя — Мэттьюз, между прочим, доктор Мэттьюз.

— Доктор? — повторил Конрад. — Ты хочешь сказать, доктор медицины?

— Именно так. Один из немногих медиков со своим взглядом на вещи. Однако не будем забегать вперед.

Они подошли к шале — скромному двухкомнатному домику с маленьким заброшенным садом, где росли высокие кипарисы. Дверь распахнулась сразу же, как прозвучал звонок. Пожилая монахиня в униформе благотворительного ордена после краткого обмена приветствиями пригласила их в дом. Другая сестра, с закатанными рукавами и фарфоровым сосудом в руках, прошла по тропинке на кухню. В доме стоял неприятный запах, который не заглушали даже ароматизирующие средства, а их здесь, видимо, не жалели.

— Мистер Фостер, не согласитесь ли вы подождать пару минут? Доброе утро, Конрад.

Они сидели в неопрятной гостиной. Конрад рассматривал фотографии в рамках, помещенные над письменным столом-бюро с задвижной крышкой. На одной из фотографий была изображена седовласая женщина с птичьим лицом; он решил, что это покойная миссис Мэттьюз. Другая фотография — группа юношей, только что принятых в колледж.

Потом их провели в темную спальню. Вторая монахиня набросила простыню на прикроватную тумбочку. Она одернула покрывало на кровати, а затем удалилась в холл.

Опираясь на свои палки, Конрад стоял позади дяди, в то время как тот смотрел на лежавшего в постели. Мерзкий запах стал теперь еще более противным и, казалось, доносился прямо из кровати. Когда дядя попросил Конрада подойти, юноша, к своему удивлению, не смог рассмотреть изможденное лицо человека на подушке. Серые щеки и волосы будто слились с застиранными простынями в полумраке, создаваемом тенью от гардин.

— Джеймс, это сын Элизабет — Конрад, — дядя пододвинул деревянный стул и пригласил Конрада сесть. — Доктор Мэттьюз, — представил он.

Конрад пробормотал что-то, ощутив, что голубые глаза лежащего изучают его. Что особенно поразило его, так это относительная молодость умирающего. Хотя доктору Мэттьюзу было примерно шестьдесят пять, он выглядел лет на двадцать моложе многих жителей этого района.

— Он уже почти взрослый, не находишь, Джеймс? — сказал дядя Теодор.

Вряд ли вообще заинтересованный встречей с ними, доктор Мэттьюз кивнул. Его глаза застыли на темном стволе кипариса в саду.

— Да, — произнес он наконец.

Конрад нетерпеливо ждал конца визита. Прогулка измучила его, бедро, казалось, снова кровоточило. Он думал, смогут ли они заказать такси прямо из этого шале.