Богдан Петецкий - Зоны нейтрализации

Она нахмурилась.

– Почему ты так говоришь? – сухо поинтересовалась она. – Это приятно звучит, но ничего не значит. Теперь.

– Теперь, ничего, – согласился я. – Но кто знает, что будет утром? Не беспокойся, – быстро добавил я, – я ему скажу, если увижу.

– Что скажешь?

– Что ты ждешь.

Полосы облаков над континентом несколько сместились на запад. Теперь они закрывали океанское побережье.

Я посмотрел на часы. Мы торчали здесь уже больше двадцати минут. Своеобразный рекорд.

Кто-то задел меня плечом. Я удивленно повернул голову. Бедный людишка. Они так не любят приближаться к нам.

Никаких людишек. Я словно бы посмотрел в зеркало. Темно-зеленый комбинезон, полупрозрачный, поблескивающий как стекло. Черно-белая эмблема на левом предплечье. Такая же, как у меня. Сильно обозначающиеся лицевые кости. Глаза широко расставленные, пытливые, словно способные видеть сквозь стены. Даже волосы как у меня, цвета породистой шиншиллы.

Он еле заметно шевельнул головой. Это должно было значить: извиняюсь. При этом он глядел прямо перед собой.

Я еще раз глянул на эмблему. Звездочки у него не было. Ясно, что не было. Я знал всех, кто за последние десять лет принимал участие в деле. Их можно было по пальцам пересчитать.

Я сам носил на плече одну микроскопическую звездочку. И не встречал никого, у кого было бы две. Похоже было, что я окажусь первым. Если это снова не какие-нибудь маневры.

Мы в молчании стояли друг возле друга. Разумеется, мы несколько раз встречались на полигонах. Но в клубе, в котором я жил, я его не встречал ни разу. Я даже имени его не помнил.

Вокруг нас сделалось пусто. Одного было больше, чем достаточно. Но чтобы повстречать сразу двоих за один раз, требовалось настоящее невезение. Так, очевидно, они думали.

Он глядел на часы, как я минуту назад. На его лице не дрогнул ни один мускул. Небрежно опершись о раму иллюминатора, он производил впечатление двухметрового истукана. Может быть, он и нервничал. Кто знает. Он определял это, скорее всего, как и я. Когда я чем-то очень недоволен, у меня начинают мерзнуть кончики пальцев. И ничего больше.

Один из инфорпола. Киборг – как издевательски говорили мы между собой. Человек из Корпуса – как заявлялось полуофициально. Тихий как антиматерия. Столь же безотказный, как и оружие.

Пришлось прождать еще довольно долго, пока не прилетел корабль. Музейная колымага. Иллюминаторы последний раз видели щетку лет десять назад. Климатизация разрегулирована. Лакей приказал мне немедленно принять полулежачее положение и дышать глубже.

Он сел рядом со мной. Вытянул ноги так, что они сравнялись с моими. Такие же мягкие, пористые ботинки. Размер ступни вроде бы тот же. Я бы мог в любой момент получить от него сердце, так же как ему удалось бы без особых сложностей пересадить мою печень. Корпус был первой замкнутой общественной системой, достигшей совершенства иммунологической совместимости. Ничего странного.

Стюардесса принесла кофе. Я сделал глоток. На третьем мой динамик предостерегающе загудел. Кофе давали натуральный, натуральный. Я оставил чашечку. Через несколько секунд он сделал то же самое. Или же взялся за кофе на эти несколько секунд позже. Или пил медленнее.

Устер был точно такой же. Все мы были точно такими же. Трудно удивляться, что люди не прыгали от радости при нашем виде. Нам самим порой делалось не по себе.

Устер. Единственный, с кем я смог сойтись поближе. Отправляясь на свидание с Итей, я, как правило, прихватывал его с собой. Поэтому-то потом... Но я не мог быть в претензии. Два года провел на полигоне. Перед отлетом я сказал ей, чтобы не забивала мной свою голову. Что такой, как я, никогда не будет подходящим спутником для девушки. Я в самом деле так думал. Тогда. Я думал об ожидающих меня заданиях, постоянной готовности, моей миссии и прочих вещах того же типа. Когда под конец пребывания на полигоне я убедился, что вел себя как осёл, изменить уже ничего нельзя было. Я понял, что в самом деле люблю ее. Но они были уже вместе.

Я подумал, что могу через несколько часов с ним встретиться, улыбнулся сам себе и погрузился в дрему. Мой сосед уже какое-то время спал. Дышал бесшумно. Как и я. Мы никогда не храпим. В этом заключается одна из основных различий между нами и всем остальным человечеством. К ним, если что случится, приходит медик. К нам техник. Требуется что-нибудь посущественнее?

Посадка прошла неожиданно гладко. Скорее, чем тогда, когда я был здесь в последний раз. Должно быть, наконец, заменили перехватывающие автоматы. Самое время. Дворец Ламберта принадлежал к самым старым на Луне. Обслуживал две первые базы с постоянным экипажем. Теперь же через него шло все движение, связанное с закарпатскими топливными фабриками, разбросанными по всей поверхности Процелларийского Океана.

Сам дворец тоже изменился. Еще чуть-чуть, и я влез бы на грузовой эскалатор. Парень, прилетевший со мной, придержал меня за плечо.

– Благодарствую, – буркнул я. – Меня зовут Тааль. Зови попросту Ал.

Он легонько кивнул.

– Рива, – сказал он. – Будорус, – добавил чуть погодя.

В холле нас поджидал лысый скелет из обслуги дворца. Смерил нас безгранично скучающим взором и двинулся в сторону одного из коридоров. Мы пошли за ним.

В приемной при нашем появлении из вращающегося кресла поднялся парень из Корпуса. Этого я вообще никогда раньше не видел. Может быть, он относился к постоянным работникам базы.

– Пора ехать, – бросил он. Это было все, что он произнес нам в приветствие.

По боковому коридору он довел нас до шлюза. Мы поднялись на стартовое поле узеньким эскалатором, подпрыгивающем как испорченный будильник. В башне над выходом автоматы проверили наши скафандры. Каким-то чудом мы втиснулись в апельсинового цвета гиролет, напоминающий позабытую кровать с балдахином.

Полет до кратера Будоруса длился недолго. Слишком недолго, чтобы мне успел наскучить пейзаж за иллюминатором.

Черное и белое. Слегка размазанные. Чернота, переходящая в синеву; белизна, нарушаемая светло-золотым цветом. Контрасты, как обозначенные тушью. И горы. Настоящие. Как на картинке. Без фуникулеров, трасс, спусков, буфетов, псевдотрудностей и прогулочных тропинок для старикашек. Без толп все повидавших личностей, обвешанных сувенирами. Подлинные горы. Такие, какими еще лет пятьдесят назад были, к примеру, Гималаи.

Слип*[Слип - Производное от английского «ту слип», спать. Намекает на внешний вид аппарата.] – так звучало популярное название этого типа гиролета, – поднимался все выше. Мы летели на северо-запад. На пульте пилота все время пульсировали огоньки. Пеленги из Платона. Мы пролетели над ним через пятьдесят минут после старта. И сразу же потом сменили курс на западный. Еще несколько минут – и перевалили северную стену Альп. Под нами было уже с два километра. Но все равно приходилось изрядно задирать голову, чтобы скользнуть взглядом по нависшим над нами вершинам.