Фриц Лейбер - Мрак, сомкнись

Жарль ждал.

И вдруг его накрыла чернота, он словно оказался под гигантскими черными крыльями. И затем жрец-ренегат оказался в странной сфере, сотканной из мрака, сквозь который его обнаженное тело еле просвечивало.

И эта странная сфера имела форму двух громадных когтистых лап, сомкнутых вместе.

Голубой луч от пальца Великого Бога коснулся черной сферы, прошелся по ней, рассыпая искры.

Сфера как бы поглощала энергию луча и становилась менее темной.

Луч превратился в столб голубого сияния. На Площади стало светло как днем, волны горячего воздуха поднимались вверх.

И все же Жарль не мог ничего поделать со сферой, представляющей собой сомкнутые лапы.

Можно было даже рассмотреть фигурку жреца внутри, чудесным образом оставшегося живым в самом сердце пламени.

И тут раздался громоподобный голос, который словно задул весь горячий воздух с Площади, остановил разбегающихся прихожан и заставил их обернуться туда, где разыгрывался внушающий ужас спектакль борьбы огня и мрака.

— Бог Зла отрицает Великого Бога!

— Бог Зла берет этого человека себе!

Затем раскаты сатанинского хохота потрясли даже само Святилище.

Глава вторая

— Брат Жарль начал собирать толпу на Большой Площади, ваше преосвященство.

— Прекрасно! Когда он закончит, пришли мне отчет в Высший Совет.

Брат Гонифаций, архижрец Седьмого Круга, глава секции Реалистов в Высшем Совете, улыбнулся, но улыбка не получалась на бледной маске его лица. Он привел в действие бомбу, которая должна взорвать Высший Совет, вывести его из состояния благодушия: и Умеренных с их дурацкими компромиссами, — и Реалистов с их ослиным консерватизмом.

Его маленький опасный эксперимент начался, и его уже не остановить. Пусть Брат Фрезерис и остальные Умеренные вопят сколько хотят, но потом.

Ведь потом, когда все кончится, Брат Жарль будет мертв, сожженный священным Гневом Великого Бога, поучительный пример для прихожан и неудовлетворенных молодых жрецов. А Гонифаций объяснит Высшему Совету, сколько жизненно важной информации получено при изучении искусственного кризиса, который он вызвал.

Да, человек живет по-настоящему только в такие времена, как эти! Иметь власть хорошо, но еще лучше, когда можешь использовать ее, рискуя. А использовать ее в борьбе с врагом, возможно, таким же сильным, как и ты, лучше всего.

Он поправил отделанную золотом алую мантию, приказал дверям открыться и вошел в Комнату Высшего Совета.

В дальнем конце ее на возвышении стоял длинный стол, и все места вокруг него были заняты. Кроме одного.

Гонифацию нравились эти долгие секунды, когда он шел к своему месту, а все остальные уже ждали era Ему нравилось осознавать: они ведь наблюдают за каждым его шагом, надеясь, что он хоть раз споткнется или поскользнется на полу. Нравилось думать, что все они бросились бы на него, как взбесившиеся коты, если бы проникли хоть чуть-чуть в тайны его темного прошлого.

Эти долгие секунды под критическими взглядами Высшего Совета! Да, ни один другой архиепископ не способен понять, не способен оценить происходящего. Это то, что он не позволит даже десятку Жарлей отобрать у него. Возможность упиваться — в самом прямом смысле — могуществом и славой Иерархии, самого стабильного правительства, которое когда-либо знал мир. Единственное правительство способно оценить сильного человека, делающего все для укрепления могущества правительства. Оно создано на лжи, как, впрочем, и любое другое правительство, подумал Гонифаций, оно лучше других приспособлено для решения самых сложных проблем человеческого общества. И оно было устроено так: чем большее могущество получал любой член элиты жрецов в борьбе с остальными, тем крепче он связывал себя с целями и благосостоянием этой элиты.

В минуты, подобные этим, Брат Гонифаций становился ясновидцем. Он мог проникать взглядом сквозь толстые стены цвета серого жемчуга и видеть Святилище, ощущать его непрерывную интеллектуальную и исполнительную активность. Затем за Святилищем он видел тщательно возделанные поля, а дальше по всей Земле сверкающие стены других Святилищ — маленьких и скромных деревенских, роскошных и огромных городских. В каждом городе существовала Большая Площадь, Собор и Божественный Автомат, возвышающийся над городом. И это было везде — и на континентах за голубыми океанами, и на многочисленных островах, и в безмолвных Гималаях, и в ледовых пустынях Антарктиды.

Везде выполняли свою работу люди в алых мантиях — жрецы. Святилища, как паутина, оплели весь мир.

Пройдя больше половины пути к своему месту, Гонифаций позволил своему воображению вернуться из путешествия. Сейчас он окинул мысленным взглядом структуру социальной пирамиды, вернее, конуса. Сначала широкое основание, прихожане, необходимый, почти не обладающий разумом фундамент. Затем тонкая изолирующая прослойка дека нов. Жрецы первых двух Кругов — новички в Иерархии. Их количество составляет семь восьмых от всего количества жрецов. Затем конус быстро сужается — это идут следующие Круги. Жрецы каждого Круга имеют свои специфические интересы и обязанности. И, наконец, очень маленький Седьмой Круг, состоящий из жрецов высшего ранга.

А на вершине конуса — архиепископы и Высший Совет.

И на Вершине всего, независимо, знают ли высшие жрецы об этом или нет, хотят этого или нет, на вершине конуса он сам — Брат Гонифаций.

Он уселся в свое кресло и спросил, хотя знал ответ:

— Какое дело у нас сегодня?

Ему ответил хорошо поставленный голос клерка Второго Круга:

— Дело, которое вы, Ваше Преосвященство, назвали делом Перепуганных Жрецов.

Гонифаций почувствовал, как будто волна беспокойства пробежала вокруг Стола Совета. Это было одно из тех фантастических дел, которое не укладывалось в установленные процедуры и потому требовало длительных дискуссий. Уже в течение двух дней Высший Совет занимался разбором этого дела.

— Что скажете, Братья? — спросил он спокойно. — Может, нам стоит собрать всех их вместе? Пусть им будет стыдно, когда они выслушают эту чушь друг от друга.

— Вряд ли это находится в согласии с психологической практикой, — заметил Брат Фрезерис. Голос его по силе и красоте напоминал звучание органа на средних регистрах. — Мы можем вызвать массовую истерию.

Гонифаций вежливо кивнул:

— Ты используешь слишком сильные выражения, чтобы обрисовать ситуацию.

Он снова обвел стол вопрошающим взглядом.

— Собрать их вместе! — настаивал союзник Гонифация реалист Джомальд. — Иначе мы просидим тут всю ночь.