Георгий Шах - Нет повести печальнее на свете… Научно-фантастический роман
Отец, долго искавший нужные слова, поднялся из шезлонга, подошел к Рому, положил руку ему на плечо.
— Подумай, сынок, ты вступаешь на рискованный путь. — Истолковав улыбку сына как мальчишеское нежелание прислушаться к доводам разума, он продолжал настойчиво: — Да, да, не смейся, ты даже не представляешь, сколь трагичны могут быть последствия твоего увлечения.
— Сердцу не прикажешь, — буркнул Ром.
— Вели себе забыть ее, выкинь из головы. Я знаю: для тебя пришла пора любви, но разве трудно найти спутницу жизни среди многих миллионов девушек нашего клана, близких тебе по профессии, по духу?
— Я уже сделал выбор, — просто сказал Ром.
— Оставь, это все блажь! — возразил отец, раздражаясь. — Отдай себе отчет, наконец, что человек не волен распоряжаться собой, как ему вздумается, он обязан соблюдать традицию. Уже пятьсот лет никто из нашего клана не женился и не вышел замуж на стороне. Мы, агры, не просто социальный слой. Мы — профессия. У нас свой, отличный от других язык, свои нравы и обычаи. Что случится, если люди начнут перемешиваться? Не станет хороших знатоков своего дела, все придет в упадок и запустение. Ведь мастерство, сноровка, умение, все то, без чего труд и не в радость, и не в пользу, передаются не столько в вашем университете, сколько в семье, от отца к сыну. Только так можно сберечь их, не расплескать, копить и шлифовать дальше.
— А что было раньше? — спросил Ром.
— Когда раньше?
— Ну, пятьсот лет назад.
— Не могу сказать тебе точно, я ведь не ист. Кажется, тогда было иначе. Какое это имеет значение? Кстати, именно поэтому род людской не развивался достаточно быстро, ему угрожало вырождение. Профессиональный клан дал мощное ускорение прогресса.
— Может быть, ты и прав, — сказал Ром задумчиво.
— Конечно же! — воскликнул отец с ноткой удовлетворения. — Не сомневался, что ты разберешься во всем этом, ты у меня умница. — И потрепал сына по щеке. Рому была приятна эта непривычная ласка. Он впервые видел своего родителя по-настоящему взволнованным, и ему очень не хотелось его огорчать. Но он не смог удержаться от реплики:
— Видишь, если б ты хоть немного знал историю, то смог бы привести дополнительные доводы во славу кланов.
— Твоя ирония неуместна, — сухо сказал отец, возвращаясь в обычное для себя состояние. — Если бы я лучше знал историю, я бы хуже знал агрономию… Что ж, я пытался тебя вразумить, теперь же вынужден просто воспользоваться родительской властью. Я запрещаю тебе, слышишь, запрещаю заниматься математикой и встречаться с этой матой. — В голосе его прозвучала откровенная неприязнь к чужачке, которая грозит навлечь беду на сына.
— На этот счет можешь не беспокоиться, — так же сухо ответил Ром. — Она сама не желает со мной встречаться.
— И отлично, видно, у нее побольше разума и чувства ответственности.
Отец с сыном, крайне недовольные друг другом, насупились, избегая встречаться взглядами. Тут как нельзя более кстати в сад ввалился Сторти, заполнив собой добрую половину свободного пространства. Со своей обычной бесцеремонностью он сперва плюхнулся в кресло, а затем уже спросил:
— Надеюсь, я не помешал? — И, не ожидая ответа, пустился в рассуждения: — Смотрю я на вас и думаю о вреде родственных отношений. Посторонние люди поспорят, поругаются и разойдутся, все на том кончилось. Что мне, в конце концов, до него, в следующий раз я с ним и разговаривать не стану, за милю обойду. А тут ведь никуда не денешься, хочешь не хочешь, надо сосуществовать. И обида острее. От чужого я не жду особого сочувствия и пощады, если что не так брякну. От своего всякое возражение уже принимаю за предательство: как мог он, которого я люблю, так низко и неделикатно со мной обойтись!
Выслушав эту тираду, Ром уже не сомневался, что Сторти с отцом сговорились взяться за него вдвоем, и то, что наставник явился с опозданием, тоже, очевидно, было заранее условлено. Сейчас навалятся, подумал он с раздражением, начнут поучать, как надо жить, да почему следует блюсти традицию, да на чем Гермес держится… Бежать бы отсюда куда глаза глядят!
— А ячменкой у вас гостей потчуют? — спросил Сторти. — Очень уж жарко.
— Даже непрошеных, — ответил отец и крикнул в дом, чтобы приготовили напиток. В саду появилось механическое существо, смахивающее на кухонный шкаф. Лихо подкатив к ним на маленьких колесиках, робот с помощью пластиковых рук извлек из своего чрева кружку с ячменкой и поставил ее перед Сторти. У того вытянулась физиономия.
— Я-то надеялся отведать нектара, изготовленного искусницей Монтекки, — сказал он со вздохом.
— Жена сейчас в отъезде, у них какие-то нелады на селекционной станции.
— Ничего не поделаешь, придется глотать это варево.
— Напиток изготовлен из лучших сортов ячменя и по самой передовой технологии, — заявил робот с достоинством. Голос у него был звучный, как у диктора.
— Знаем мы вашу технологию, — проворчал Сторти.
— Вы сначала попробуйте, — вежливо отпарировал робот. — Нельзя же судить заранее.
— Логично. Беру свои слова назад и прошу извинения. — Сторти привстал и сделал шутливый полупоклон.
Робот принял это как должное.
— Не сомневаюсь, — невозмутимо заявил он, — что напиток придется вам по вкусу. — И, откатившись, исчез из виду так же внезапно, как появился.
Эта сценка несколько разрядила обстановку, что и входило в расчеты Сторти. Отхлебнув ячменки, он приступил к делу.
— Судя по сердитому выражению вашего лица, Монтекки, у вас есть какие-то претензии к моему воспитаннику. Не сочтете ли возможным ввести меня в курс событий?
— А я полагаю, вам по долгу службы следовало бы первому знать, что происходит с моим сыном, — отрезал отец.
Кровь бросилась в лицо Рому, он вскочил.
— Зачем ломать комедию, я ведь давно догадался, что вы сговорились. По горло сыт вашими поучениями, можете заниматься этим без меня!
— Не впадай в истерику, — холодно сказал отец, а Сторти цепко ухватил Рома за плечо и усадил на место.
— Что ты, дружок, какой заговор, клянусь, ты ошибаешься.
Он откашлялся, выразительным жестом дал оценку поварскому искусству робота и продолжал:
— Не скрою, до меня дошли некоторые слухи о твоем неожиданном увлечении математикой и о его, скажем так, побудительном стимуле. Но я не вижу во всем этом ровно ничего предосудительного.
— То есть как, — спросил отец с нескрываемым удивлением, — вы хотите сказать, что подобная нелепость в порядке вещей?
— Именно так я выразился.
Старший Монтекки побелел от злости; казалось, вот-вот его хватит удар. Ром испугался за отца и на секунду ощутил даже неприязнь к Сторти, который между тем продолжал как ни в чем не бывало излагать свою точку зрения. Говорил он громко и внятно, как бы желая подчеркнуть, что это не какие-то случайно пришедшие в голову мысли, от которых можно и отступиться, а глубоко продуманное и годами выношенное убеждение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});