Людмила Макарова - Коллекционер

К сожалению, из этого кадра ничего больше выжать не удалось. Линии горизонта с панорамой местности нет – сплошные деревья и куски фасадов вокруг будущей школы. Единственное, в чем я теперь был уверен, – съемка велась весной или в самом начале лета, и школьники на первых кадрах – это скорее всего выпускные классы: восьмиклассники фотографировались, перед тем как уйти в техникумы и ФЗУ-ПТУ.

Я сунул лупу в карман и помчался к компу. Если уж мне удалось навскидку определить время, то имея в распоряжении такую зацепку, как автомобильные номера, привязать фотографии к местности – легче, чем реферат в Сети «содрать». В Инете сразу нашлись перечни всех послевоенных ГОСТов. «Мои» номера выдавались в 1946–1959 годах. Нет, ну что за жлобы?! За текст ГОСТа с меня потребовали денег перечислением или платной sms! Да, сейчас же, в ночь на воскресенье, побегу с распечатанной платежкой в банк. Лучше я пробегусь по сетевым форумам, не одни же тролли там пасутся.

В конце концов я нашел адекватных и знающих людей на автотусовках. Буквально со второй попытки – вот что значит правильно сформулированный поисковый запрос, обнаружился и топик, и скан нужного стандарта, и распознанный текст. Та-ак, вот они серии номеров «ВГ» и «ВЕ»… Все! Есть привязка! Мой «четырехсотый» «Москвич» и «Победа» – оба зарегистрированы в Воронежской области. А это значит, что мой гадкий утенок «Москва-2» умеет каким-то образом при определенных условиях – и я даже выяснил при каких – открывать портал в Воронежскую область середины 1950-х годов. Ну и жемчужину же я подобрал на барахолке неделю назад!

С этой мыслью я упал спать. К рассвету я буквально валился с ног, будто весь день и добрую половину ночи не фитюльки перебирал, а таскал мешки с цементом.

На следующий день я воспроизвел вчерашние условия съемки, экспозицию, и мой «волшебный фонарь» продолжил выдавать портреты людей и виды города шестидесятилетней давности. На этот раз я снимал на цветную пленку, чтобы больше не потерять ни капли уникальной информации. Думаю, что для постороннего наблюдателя, окажись он рядом со мной в комнате, мои манипуляции представляли бы собой ужимки сумасшедшего: я увлеченно щелкал затвором камеры, направленной на белую светящуюся панель на стене.

Не выходя из дома, я умудрился «сфотографировать» заполненный людьми зал заседаний с трибуной и транспарантом «Наша энергия – XII съезду ВЛКСМ!», а он, как я выяснил, проходил в марте 1954 года. Потом, после кадров с воодушевленными ораторами, появились железнодорожные платформы, на которых стояли грузовики с надписями по бортам: «На целинные земли!», «Поднимай целину!». И теперь уже не осталось сомнений, что у меня завелась ручная машинка времени, замаскированная под фотоаппарат. Тела она переносить в пространстве не могла, или я ее пока еще не освоил в достаточной степени, а вот картинки из прошлого доставляла исправно.

Причем выдергивала их не хаотично, а выдавала хорошо поставленные, скадрированные, тематические композиции, как если бы ее направляла уверенная рука профессионального фотографа.

И чем больше я об этом думал, тем меньше мне нравилась идея с порталом. Вряд ли старая фотокамера, которая выглядит, весит, работает и даже ржавеет именно как старая фотокамера, была способна грызть переходы в пространственно-временном полотне. Скорее она просто выдавала сюжеты, которые ею снимали в те годы. Но тогда возникал закономерный вопрос: где эти кадры-образы хранились до настоящего момента, в какой такой облачной флешке? Может быть, ноосфера, она же эфир, она же энергоинформационное поле действительно существует, а у меня в руках оказался ключ для входа в это инфооблако? И вот еще что. На месте создателей этой технологии, расточительно было бы делать такой терминал однонаправленным. Я бы на их месте в сеансы открытия информационной «трубы» не только отдавал данные, но и «ставил бы ее на закачку». А что, если и меня тамошние обитатели уже «скачали» за то время, что я упражняюсь с этим ящиком Пандоры?! Я вздрогнул, невольно оглянулся по сторонам и прислушался. Нет, похоже, разговаривать «они» со мной не намерены. И это хорошо. Иначе моим уделом стали бы интервью телепрограммам о таинственных явлениях и сумасшедший дом. Стоя перед светящейся панелью, я медленно опустил камеру. У меня было такое чувство, словно я постоял у края бездны, посмотрел в черные дыры, побоялся неизведанной бесконечности и вернулся в реальность.

Все это слишком фантастично и вычурно, как предположение о вредителе на японском заводе. Причина должна быть где-то рядом. Я перевел взгляд на «Москву-2», которую держал в руке. Не просто рядом – в самой камере!

С учетом того, что «тени» появлялись только тогда, когда затвор пропускал на пленку свет солнечного спектра или свет электролюминесцентной панели, образы прошлого могли взяться только из самого́ объектива. Ну конечно же…

Органическая дрянь в последней группе линз!

Это был единственный элемент в совершенно обычной фотокамере, который потенциально мог служить аккумулятором образов и хранить в памяти всех и вся, прошедших через открытый затвор. Вероятно, в канадском бальзаме, соединяющем две последние линзы, произошла какая-то немыслимая, пока недоступная моему пониманию, биохимическая реакция, которая запустила процесс записи изображений на поверхности клея. Через какое-то время, когда «пробег» затвора стал измеряться сотнями или тысячами таких молекулярных слоев, картинки наложились друг на друга и образовали между линзами полупрозрачную субстанцию с уникальными свойствами, которую мы с продавцом приняли за обычный для старых объективов грибок. А импульсный свет определенного спектрального состава активировал и послойно смывал картинки. И когда такой умник, как я, поставил на пути этого пучка светочувствительный элемент, то есть фотопленку, он закономерно получил привет из прошлого!

Вроде все логично, за исключением того, что знания мои не позволяют четко представить и описать физико-химический или химико-биологический процесс записи изображения и его «снятия». Но ведь работает же! Осталось лишь придумать, как опустошить «карту памяти» этой машинки времени и скачать данные с минимальными затратами. За два выходных дня я извел треть своих запасов пленки, да и проявочных растворов у меня заметно поубавилось. Но неразрешимая проблема под названием «у кого бы одолжить цифрозадник» в моем случае решалась одним телефонным звонком.

Алексей приходился мне дальним родственником и держал пафосную фотостудию, которую регулярно арендовали рекламщики и модные фотографы. Я туда однажды заглянул и польстил хозяину оценкой того, как славно у него все устроено, после чего у нас с Алексом сложилось полное взаимопонимание на профессиональной почве. К счастью, притворяться мне тогда почти не пришлось. Искренне надеюсь, что, расхваливая в ответ мои видовые фотки и натюрморты, фотомагнат Алекс тоже не сильно кривил душой.