Л. Афанасьев - Путешествие на Марс

— Да на что она нам нужна? Куда, лучше-бы было полететь втроем! А то поднимет визг, поразвесит по всему судну свои юбки, а там еще окажется в интересном положении… Возись тогда с нею!

— Виктор Павлович! Побойтесь Бога! Она еще барышня.

— Барышня, барышня! Все оне такия! В гимназии до квадратных уравнений еще не дойдет, а уж заведет альбом с любовными стихами!..

— Ну, перестаньте ворчать, Виктор Павлович — сказал инженер: — что сделано, того не воротишь. Я думаю, что нам опасаться не следует: лицо этой англичанки такое симпатичное, что невольно внушает доверие.

— Да пусть летит, мне все равно! Я боюсь только одного, как-бы она не разболтала по всему Лондону прежде, чем мы тронемся с места. А Лессинг и явится тут как тут, и все дело погубит.

— Виктор Павлович! Когда вы перестанете наконец бояться Лессинга? — спросил помощник инженера. — Ведь, целых четыре года прошло с тех пор, как вы оставили университет. Лессинг о вас и думать забыл.

— Как-же, забыл! Это животное все сделает, лишь-бы мне повредить… Он у меня ни на минуту не выходит из головы. Еще-бы мне не бояться! С тех пор как мы прочитали в газетах, что Лессинг командирован с научною целью в Англию, я и спать спокойно не могу. Боюсь, что мы не улетим благополучно.

— Да откуда-же он может знать, что доктор Гаукинс из Нью-Йорка и Виктор Павлович Русаков — одно и тоже лицо? Вы так хорошо скрыли свое имя, что этого никто никогда не узнает!

— Лессинг может узнать. Это — хитрая бестия, а все через вашу девченку, — она разболтает.

— Да не разболтает, я в том порукой. Не понимаю, почему вы так предубеждены против нея. Каким вы сделались ненавистником женщин!

— Ну, да что там толковать! — сказал профессор — пусть едет! Теперь ничего не поделаешь. Дорогой научим ее в винт играть; все лучше, чем с болваном.

— Вот видите, — сказал Шведов: — вам же будет лучше. Да, теперь все готово… А, право, как подумаешь, что через несколько дней предстоит такое путешествие, страшно становится.

— Да, времени у нас осталось всего лишь один месяц, — сказал Русаков, — надо усиленно готовиться.

— Да, ведь, все готово, — заметил Шведов. — А зарядить цилиндры следует не раньше, как девятого сентября. Теперь нужно только меблировать корабль.

— В этом уж мы положимся на вкус Эдвардс. Но вы напрасно думаете, Петр Петрович, что нам делать больше уж нечего, — заметил Краснов. — Работы много. А закупить все необходимое по составленному списку, а запаковать и привинтить все? Это потребуете не мало времени. Вы, ведь, знаете, что если для нас безразлично расположение предметов в дороге, то в момент толчка много значит правильная установка. Если окажется заметная фальшь в равновесии, то мы не попадем на Марс; а если равновесие и не будет нарушено, но вещи будут плохо упакованы, то многое может разбиться, поломаться от внезапнаго толчка, который нарушит общую инерцию. А нужно, чтобы ни того, ни другого не было. Подождем барышню и завтра же примемся за покупки.

— Не забудьте купить карты, — сказал профессор.

— Хорошо, — отвечал Краснов и сделал отметку в своей записной книжечке.

IV

На другой день, часов около двенадцати утра, к дому доктора Гаукинса подъехала карета, из которой вышла мисс Эдвардс и позвонила. Доктор сам отворил ей дверь.

— Имею удовольствие видеть доктора Гаукинса?

— Он самый, он самый. А вы — мисс Эдвардс? Очень рад, очень рад. Едем, едем на Марс. Дорогой будем играть в карты. Вы играете?

— Играю. Но разве вы думаете дорогою взяться за карты?

— А что же мы будем делать 206 дней, пока не долетим до планеты?

— Хорошо, — засмеялась Мэри — но будет ли это удобно?

— Уж не думаете ли вы, что мы отправимся на каком-нибудь аэростате? Нет, сударыня, мы летим на большом корабле, в котором будет общая зала и у каждаго пассажира по отдельной комнате.

— Где же мои вчерашние знакомые?

— А, мои инженеры! В машинном отделении. Пойдемте туда.

Они направились к машинному отделению. Инженеры заметили их приближение и поспешили им на встречу.

— Здравствуйте, друзья, — сказала мисс Мэри: — покажите же мне ваше диковинное изобретение.

Все вместе вступили под навес машиннаго отделения.

— Честь этого изобретения, — заговорил Русаков: — принадлежит Краснову. Принцип его состоит в том, что совершенно закупоренное судно, в котором мы все четверо поместимся, получит настолько сильный толчок, что благодаря ему оно приобретет огромную скорость, достаточную для того, чтобы в течение 206 дней долететь до Марса. Здесь вы видите, мисс, два отделения. Первое представляет тот механизм, который выбросить нас в пространство; а там наверху, видите, находится вторая наша постройка, наше будущее жилище, уже положенное на место и приспособленное должным образом. Начнем осмотр по порядку с перваго.

— О, нет, нет! — возразила Мэри. — Что я тут разберу? Понять такой сложный механизм свыше моих сил. Здесь без конца колеса, цилиндры, рычаги, ремни!.. Оставим это и пойдемте лучше смотреть корабль. Но скажите, господа, по секрету, — кто вы такие? Ведь мы теперь — свои люди.

— Я — бывший профессор математики в русском университете, Гаукинс, то есть, собственно говоря, моя фамилия не Гаукинс, а Русаков.

— Ах, это вы. Я хорошо помню, как три или четыре года тому назад газеты много писали о загадочном исчезновении знаменитаго русскаго математика Русакова. Так вот чем объясняется ваше исчезновение! Это вы тот знаменитый профессор?

— Да, это я…

— Что-же мне сомневаться в успехе поездки, если за него ручается такое светило ученаго мира! А вы, господа, тоже профессора?

— Нет, мисс, — сказал Шведов: — я всего только бывший студент-математик, ученик Виктора Павловича…

— И лучший ученик, — перебил Русаков. — А вот Краснов так совсем самоучка-математик, но такой ученый, что перед ним сам Ньютон — только мальчишка и щенок. Если бы вы знали, как он остроумно интегрирует!..

— Вот как! Как же после этого мне не радоваться поездке на Марс; которая сводит меня с такими выдающимися людьми! Идемте же посмотреть наше будущее помещение.

Все поднялись по лестницам вверх. Корабль инженера Краснова представлял почти правильный конус, сделанный из какого-то неизвестнаго металла. По средине было небольшое круглое отверстие, которое изнутри легко можно было закупорить так, что судно закрывалось герметически. Стены были очень толстыя и состояли, по словам Краснова, из нескольких перегородок, между которыми находилось ничто иное, как обыкновенная вода, что требовалось для оказания необходимого сопротивления первоначальному толчку. Через весь корабль по боковой стене проходила витая лестница, достигавшая почти самой вершины конуса. Войдя внутрь, Мэри увидела, что корабль состоит из трех этажей. Первый этаж был предназначен для дорожных запасов пищи и воды, продуктов для добывания искусственнаго воздуха и поглощения углекислоты и для склада прочих необходимых в путешествии вещей. Почти весь первый этаж состоял из многочисленных шкапов с мягкими стенками, устроенными для того, чтобы защитить от первоначальнаго толчка хранящиеся в шкапах предметы. Весь корабль был выложен изнутри с тою же целью эластичной обивкой. В этом же этажи находились различные приборы и машины, а также резервуар для поглощения разных нечистот. Второй этаж занимала большая общая зала, а верхний был разделен на четыре квадранта, из которых каждый представлял отдельную комнату для одного из пассажиров корабля.