Михаил Ахманов - Далекий Сайкат

Иутин оттолкнулся от порога и поплыл к дальней стене шахты, Ивар остался у входа. Их разделяло изрядное пространство, не мешавшее обмениваться вежливыми жестами и улыбками. Тревельян впервые встретил такого улыбчивого кни’лина – плешаки отнюдь не отличались ни душевной теплотой, ни внешним ее выражением. С другой стороны, нет правил без исключения, подумалось ему. Возможно, он встретил друга, который скрасит долгие месяцы командировки на Сайкат.

Теплый ветер повлек их наверх. Под ногами зияла темная пропасть шахты. Световой кокон перемещался вместе с ними – светилась округлая стена, озаряя фигуры и лица людей ровным солнечным сиянием. Транспортный воздушный поток шевелил темные пряди Тревельяна, играл перьями на плече его спутника, развевал широкий воротник. Встречаясь с кни’лина, Ивар быстро привыкал к их внешности, особенно к отсутствию волос. Конечно, они не были плешаками и вовсе не казались лысыми; то и другое – понятия земные и, к тому же, канувшие в тысячелетнюю древность. Кни’лина выглядели вполне естественно без шевелюр и причесок, их черепа имели благородную форму, а кожа, бледная или чуть смугловатая, никак не напоминала плешь. Брови у них были тоньше и изящнее, чем у землян, ресницы – немного реже и длиннее. Они являлись такой же красивой расой, как бино фаата, другие близкие к людям гуманоиды, в далеком прошлом – смертельные враги Земли. Впрочем, кни’лина тоже не являлись воплощением миролюбия.

– Земная секция жилого яруса, ньюри Ивар, – произнес Иутин одновременно с исчезновением воздушного потока. Пленка мембраны растаяла, и Тревельян вышел в слишком широкий и плавно изгибавшийся коридор, который, вероятно, тянулся по периметру станции. Стены здесь были из акрадейта, биопластика, поглощавшего в процессе жизнедеятельности пыль. Их приятный светло-кофейный оттенок гармонировал с золотистым солнечным пятном на потолке, пол, более темный, чем стены, чуть пружинил под ногами. Тишина тут стояла такая, что звенело в ушах, и после многолюдства «Адмирала Вентури», после шума офицерской кают-компании, после крохотной обители Кристы и ее теплого тела Ивар ощутил внезапную тоску. Ему предстояло прожить тут месяц-два, а может, больше, пока не явится земная экспедиция координатора Щербакова, и тогда земную половину сателлита наполнят привычные звуки, смех, голоса и шелест шагов. Это случится непременно, но сейчас, если не считать призрачного Советника в наголовном обруче, он был одинок, словно квант, летящий к другой галактике. Конечно, рядом с ним находились десятка два других квантов, но вряд ли они совпадали друг с другом по фазе.

Иутин, шагавший справа на подобающей дистанции, свернул из коридора в круглый холл с куполообразным, имитирующим небо потолком. Вдоль стен тут были высажены деревья с серебристой листвой и покрытый алыми бутонами кустарник, среди растений стояли скамейки из пластика нежных расцветок, а в середине журчал, боролся с мертвой тишиной фонтан. В нишах, затененных зеленью, виднелись двери, тоже окрашенные в разные цвета, от багряного до нежно-фиолетового и белого. Но черный и синий среди них не попадались, и Тревельян припомнил, что у кни’лина основные цвета ассоциируются с временем суток и небесными явлениями. Черный назывался ночным цветом, белый – дневным, красный – утренним, то есть торжественным и радостным, желтый и зеленый – первым и вторым лунными, а синий – вечерним, траурным и печальным. Вероятно, строители станции знали, что в земных пределах черный цвет обозначает траур, поэтому он тоже был исключен.

– Все растения – с северного сайкатского материка, – промолвил Иутин, делая широкий жест. – Красиво, не правда ли? Ты доволен?

– Я счастлив, словно в моей душе порхает медоносный мотылек, – сказал Тревельян, перефразируя строфы из Книги Начала и Конца. Книга была основой йездан’таби, религии клана похарас. Впрочем, ни тоже относились к ней с большим пиететом.

– Ты читал Йездана Сероокого? – с удивлением поинтересовался третий генетик.

– Разумеется, ньюри Иутин. Я же специалист по гуманоидным культурам, занимаюсь социальной ксенологией.

– На каких мирах ты побывал?

– На многих. Осиер, Гелири, Пекло, Хаймор, Пта, Горькая Ягода… Не знаю, как они называются у вас. Еще посетил Харшабаим-Утарту.

– Йездан великий! Ты был у хапторов? Ты должен рассказать мне об этом!

– Непременно, – пообещал Тревельян. – Мы сядем здесь, у фонтана, откроем бутылочку вина и…

Иутин вздрогнул.

– Прости, ньюри, но мы не пьем ваши напитки.

– О, конечно! Ты меня прости – я так забывчив!

Держась на расстоянии пары метров друг от друга, они подошли к багряным дверям. Иутин коснулся створки, и она засветилась. Свечение было слабым – знак, что в комнатах никого нет.

– Твои личные апартаменты, – произнес третий генетик. – Ты можешь распаковать багаж или отдохнуть. Времени хватит на то и на другое – мы спим дольше вас, людей.

– Я найду, чем заняться, – прощаясь, Ивар согнул колени. – Благодарю, ньюри Иутин. Встретив меня, ты оказал мне честь.

– Не слишком большую, ньюри Ивар. Я ведь зинто.

С этими загадочными словами кни’лина удалился, оставив Ивара чесать в затылке. Он не знал, кто такие зинто, хотя готовился к этой экспедиции весьма основательно. Как ему помнилось, сведения о зинто в земных анналах отсутствовали.

Наконец, решив еще раз покопаться в записях, Тревельян приложил ладонь к двери и, когда она отъехала в сторону, перешагнул порог. Первый зал его отсека был овальным, просторным и обставленным изящной мебелью из золотистого дерева: пяток треугольных столов и при них – широкие кресла или небольшие диваны, обтянутые кожей. В центре торчали на хромированных ножках голопроекторы, рядом был сложен багаж, пищевой раздаточный автомат и стенные шкафы в количестве дюжины были затянуты прозрачной пленкой, и за тремя арками виднелись другие помещения: ванная с круглым бассейном, спальня и кабинет.

– Ну и хоромы! – пробормотал Тревельян, озираясь. – Что я тут буду делать? В теннис играть? Так ведь не с кем!

Он обошел все комнаты – большие, в форме круга или эллипса, поскольку в помещениях кни’лина углов не имелось. Постоял у кровати, тоже круглой и такой величины, что в ней мог улечься орангутан, да не один, а с гаремом подруг. Сбросил комбинезон и башмаки, прошлепал к сумке с одеждой, вытащил плоский маленький контейнер, хранившийся между парадных кафтанов и, шепнув заветное слово, сдвинул крышку. Там лежала одна из его наград, полученных за Осиер, – Обруч Славы из платины с крупными изумрудами, и за центральным камнем, игравшим роль объектива, таился крохотный чип призрачного Советника и секретаря.