Алексей Корепанов - Зверь из бездны

Я дважды бывал на Земле - по служебным делам, - и осталось у меня от этих недолгих визитов неприятное ощущение скученности, толкотни, какой-то совершенно непонятной и необъяснимой спешки и давки; мне словно постоянно не хватало воздуха там, под пасмурным, затянутым серыми облаками, гнетущим земным небом. Другое дело - Альбатрос... Мой милый спокойный Альбатрос... И пусть сейчас я вдали от него - это не самое главное. Главное - что я всегда могу вернуться домой, и более того: я совершенно уверен, что обязательно вернусь домой...

Я медленными глотками пил кофе и слушал, слушал "Альбатроса". Я чувствовал, что теперь вполне готов к длительной вечерней и даже ночной работе.

Когда браслет слегка кольнул мое запястье, я уже управился с бутербродами, выключил мелос и прикидывал, что можно посоветовать Джи Доллинту насчет действий в отношении группы Махача-Блендари. Я включил прием и услышал голос Валентина.

- Пора бы уже и поработать, - сказал биокомп, как мне показалось, недовольно, хотя этого не могло быть: все-таки биокомп - не человек. Но, впрочем, и не совсем машина.

- А когда же прикажете отдыхать? - вопросил я без всякого напора, просто для того, чтобы показать ему: я волен в своих поступках, я сам распоряжаюсь своим временем и вообще не он здесь главный. Собственно, чашка была уже пуста и я как раз собирался покинуть "Якорь", выныривать на свет Божий и браться за информацию, поступившую из общеокружного полицейского управления Феникса.

- Информация с Феникса весьма неординарна, Леонардо-Валентин, сказал биокомп.

- Уже иду, Валентин, - со вздохом отозвался я. Все-таки не удалось мне дожать до конца группу Махача-Блендари...

Я всегда считал, что у меня довольно роскошное имя. Леонардо-Валентин. Господин Леонардо-Валентин Грег. В честь обоих моих чудесных, оставшихся на Альбатросе дедов, Леонардо и Валентина. Но в Управлении меня никто так не называл; для моих парней я господин Грег, а для начальства и равных по званию - Лео. Лео - это, конечно, проще, короче и не так торжественно. А недели через три-четыре после того, как я начал работать в Униполе, мой безымянный биокомп (вернее, та его часть, что находится в моем кабинете) вполне невинно заявил, что вот, мол, у меня целых два имени, а у него, несчастного, - ни одного. Я предложил ему самому выбрать себе имя, и он без зазрения совести позаимствовал одно из моих. И стал Валентином. Дед мой по материнской линии и думать, конечно, не думал, что его кровное имя когда-то оттяпает стационарный биокомп Управления полиции Совета Ассоциации Миров...

- Иду, Валентин, - повторил я и поднялся с дивана. - Готовь торжественную встречу.

СОКОЛИНАЯ. ИНФОРМАЦИЯ С ФЕНИКСА

К себе я возвращался уже вполне сосредоточенным, не глядя ни по сторонам, ни на небо. Вечерний воздух слегка посвежел, и чувствовался в нем едва уловимый намек на приближающуюся осень. Из-за широких спин зданий приплыл с площади Совета волнообразный бой часов. "Бум... Бум... Бум..." раскатисто гудело в вечерней тишине. Было двадцать часов по времени Кремса - столицы первого округа и всей Соколиной; время Кремса являлось официальным для всей Ассоциации Миров.

В коридоре нашего этажа было безлюдно. Те, у кого ничего не горело, уже разошлись по кафе и по домам, к ужину, поливизору, женам и детям (многие приехали сюда с семьями или обзавелись семьей уже здесь, в Кремсе); кое-кто работал "на выезде", на других планетах Ассоциации; те же, кто остался, не слонялись по коридору в этот вечерний час, а сидели по своим кабинетам, и не просто сидели, а делали свое дело. Например, Кондор. Почти все красавцы из моей группы. Парни из других групп. К сожалению, работы хватало...

Мне доводилось читать кое-какие древние сочинения землян насчет будущего, ожидающего, по их мнению, человечество. Наивные идеалисты считали, что там, за горизонтами настоящего, в грядущем, то есть в нашей теперешней реальности, человечество в целом и каждый человек в отдельности обязательно преобразится, обязательно изменится в лучшую сторону, будет гуманным, любвеобильным, ангелоподобным и всепрощающим, свято блюдущим библейские заветы и установки Нагорной проповеди. Эх, если бы это действительно было так... На деле же человечество, по-моему, ничуть не изменилось со времен Иисуса. Оно не стало ни лучше, ни хуже - оно продолжало оставаться самим собой, не теряя ни одного из своих закоренелых пороков, но не теряя и таких же закоренелых добродетелей; и пусть не приобретая добродетелей новых, но и новых пороков, слава Богу, тоже! Массы Добра и Зла в человеческом мире продолжали оставаться величинами неизменными, и Добра, на мой взгляд, было все-таки гораздо больше, чем Зла, хотя мне в силу специфики профессии приходилось постоянно сталкиваться именно с проявлениями Зла. Я искоренял Зло в одном месте, прекрасно зная, что оно непременно выползет в другом, но не было во мне чувства безнадежности и безысходности, потому что я все-таки верил: настанет время, когда выкорчеванное нами Зло уже не сможет вновь прорасти в том же месте... А потом и в других местах. Если бы я не верил в это, то давно бы ушел работать продавцом цветов...

И пусть даже масса Зла пока (пока!) остается неизменной - но ведь покончено уже (хочется думать, навсегда) с такими крайними его проявлениями, как крупномасштабные истребительные войны (не будем равнять с ними вылазки теперешних сепаратистов, религиозных фанатиков и просто любителей погромов по случаю дождливой погоды - взять хотя бы боевиков с Райской Птицы!) Покончено с массовыми проявлениями Зла - а это, пожалуй, все-таки поднимает человеческие общества на качественно новый уровень.

М-да... Размышления по поводу, так сказать, глобальной проблематики, конечно, не входят в круг моих служебных обязанностей, но, думаю, такие размышления отнюдь не вредят делу. Я частенько ловлю себя на противоречиях, я понимаю, что нет в моих размышлениях твердой основы и говорю себе, что это, наверное, и хорошо: если ты в поиске, значит, не закостенел, не затвердел, не превратился в прибрежную каменную глыбу, от которой отскакивают любые волны.

Да, человечество осталось человечеством, тем самым человечеством времен Благовещения, Вифлеемской звезды, Крещения, Нагорной проповеди, Голгофы и Воскресения, и каждый человек являл собой, в душе своей, сплав добродетелей и пороков...

И все-таки Добра было больше, потому что все тридцать семь миров Ассоциации жили, в общем-то, нормальной мирной жизнью, и большинство людей проходило свой путь от рождения до смерти, не вступая в конфликты с ближними своими и с законами.

Я, конечно, сужу со своей точки зрения, но ведь, в конце концов, мы никогда не можем с абсолютной уверенностью ответить на вопрос: правильно ли мы живем? Потому что не с чем сравнивать. Не с кем сравнивать. Обозримая Вселенная, за исключением наших тридцати семи миров, безлюдна. Не безжизненна - растительное и животное царства существуют и вне пределов Ассоциации, но - безлюдна. И мне иногда по вечерам, на моем балконе, думалось, что Вселенная создана именно для нас, людей, для человечества, и наша цель - заселить ее, обжить, навсегда наполнить жизнью. От подобных раздумий слегка кружилась голова, словно, стоя над бездной, я пытался постичь всю ее глубину, - но отказаться от этих раздумий я не мог...