Игорь Пидоренко - Чужие дети

Не было длинных ушей, передние лапки заканчивались маленькими, удивительно похожими на детские, пальцами. Некоторые зверьки сжимали этими пальцами ложки, и мордочки их были перепачканы манной кашей. Большие черные глаза не по-животному, без страха смотрели на вошедших, и было во взглядах столько комичного детского любопытства, что Егор почувствовал, как лицо его расплывается в улыбке.

Дядя покашлял, прочищая горло, сказал, поведя рукой в сторону гостей:

— Вот, ребята, это мои родственники. Это племянник, Егор, а это сынок его, Денис. Прошу любить и жаловать.

«Заяц», сидевший ближе всех, смешно задвигал усами и вдруг с видимым усилием произнес:

— Зи-и-низ!

Рядом послышался глубокий вздох. У Дениса горели глаза, он прямо трясся от возбуждения. Ясно видно, что больше всего ему сейчас хочется взять на руки того зверька, который назвал его по имени.

Дядя Саша, словно извиняясь за своего подопечного, виновато улыбнулся.

— Плохо еще у них по-нашему получается. Но учатся.

Теперь зверьки уже не казались Егору похожими на зайцев. Скорее на маленьких потешных бесхвостых обезьянок. В комнате их было с десяток. Большинство сидело на стульях и табуретках, вокруг стола, заставленного тарелками с кашей, и только двое, один покрупнее, другой поменьше, стояли на полу и, задрав голову, все с тем же любопытством смотрели на гостей.

«Наверное, я им кажусь великаном, — подумал Егор, — этакий здоровый дядька». Он присел на корточки, протянул ладонью вверх руку навстречу этим двум и сказал:

— Ну что, давайте знакомиться, раз уж мы приехали.

Зверьки переглянулись, потом младший, видимо, посмелее товарища, проковылял по полу к протянутой руке и осторожно положил на ладонь Егора свою маленькую ладошку. Егор, скосив на дядю глаза, спросил:

— А можно его на руки взять?

Дядя Саша хмыкнул.

— Отчего же? Попробуй.

Егор бережно поднял зажмурившегося, наверное от страха, зверька на грудь, удивившись легкости этого маленького пушистого тельца. Зверек тут же завозился на руках, устраиваясь поудобнее, и уютно засопел в ухо Егору.

Денис, не вынеся соблазна, шагнул вперед и подхватил второго.

Все это время компания за столом сохраняла выжидательное молчание. Но увидев, что с товарищами их ничего плохого не делают и делать не собираются, подняла гвалт.

Дядя Саша в притворной строгости свел брови.

— А ну-ка, орлы, хватит лясы точить, есть надо! А то не вырастите!

За столом увлеченно застучали ложками. Дядя, усмехаясь, продолжал:

— А вы, няньки, тоже садитесь. Разговор у нас долгий будет, а в ногах правды нет.

Зверек на руках у Дениса завозился и шепотом сказал:

— Зи-и-низ…

6

— Когда Аня померла, из меня словно какой-то стержень вытащили. Жизнь смысл потеряла. Все из рук валилось, дом, хозяйство запустил. Ну и покуролесил я тут! И дошел уже до такого момента, что еще немного и можно меня было везти в сумасшедший дом, зеленых чертиков ловить. Как-то утром проснулся после очередных похождений, лежу — почти кончаюсь. И надо бы встать, дотащиться до магазина, у Верки пузырек в долг выпросить — не могу, сил нет. Кое-как поднялся, сел на кровати и задумался: что же это я с собой делаю? Зачем гублю себя?

В тот день никуда не пошел, спал, чай с травами пил, здоровье поправлял. А на следующее утро отыскал старый свой мольберт, краски и убрел в лес, подальше от соблазнов и от дружков. Мольберт просто так, на всякий случай захватил. Не очень я на себя надеялся, если честно. Но решимости начать новую жизнь много было.

Целый день по лесу ходил, думал и свежим воздухом дышал. Промерз весь, зато на душе хорошо было. Довольно далеко от леса забрался и уже собирался назад поворачивать, потому что скоро стемнеть должно было. Как вдруг послышался в небе рев. Я почему-то решил, что самолет аварию потерпел. Все, думаю, конец мне, сейчас накроет. Вот и начал новую жизнь. Смотрю вверх, дышать даже забыл.

Рев стих, только свист пронзительный, почти вой. И тут какая-то штука низко над поляной мелькнула, ветки срубленные на снег посыпались. И как грохнет в лесу! Только гул пошел.

У меня от сердца отлегло — живой! Стою, жду взрыва. А его нет. Тут я спохватился: что же ты, дурак, стоишь, радуешься? Сам-то живой, а там, может быть, летчик выпрыгнуть не успел! Бросил все на поляне, запрыгал по сугробам.

Далеко бежать не пришлось, я даже запыхаться не успел. Эта штука сразу за поляной упала. Деревья вокруг поломанные, с корнем вывернутые. Я сгоряча ее действительно за самолет принял. Полез к ней, вокруг побежал, кабину ищу, где летчик сидит. Обежал — нет ничего похожего на кабину.

Зверек на руках у Егора обеспокоенно зашевелился, приподнялся, глядя на дядю Сашу. За столом молчали, не стучали ложками. Дядя это заметил.

— Вот, неприятно им вспоминать. Ничего не поделаешь, надо же рассказать, как все было. Вы уж, ребята, потерпите.

Егоров зверек задышал спокойнее. Слышно было, как сердце его четко и часто стучало в глубине маленького, тельца. Стук был какой-то необычный, словно, перебивая друг друга, работали два часовых механизма. «Два сердца у них, что ли?» — подумал Егор, но спрашивать не стал, чтобы не перебивать рассказ.

Чуть понизив голос, дядя Саша продолжал:

— Обежал я эту штуку кругом и тут только соображать стал, что не очень она на самолет похожа. Никогда круглых самолетов не видел, даже по телевизору. А этот словно из двух тарелок сложен, только одну вверх дном перевернули.

Стою я, раздумываю и слышу — стонет кто-то над моей головой. Кое-как по дереву забрался наверх. Вижу — там люк открыт, круглый. Внутри темно, ничего не видно. И опять стон, теперь уже ясно, что из люка.

— Товарищ! — кричу. — Товарищ! Вы ранены?

Как я голову успел убрать — до сих пор не знаю. Только в ответ мне из этого люка как даст какой-то луч! Голубого цвета и не толстый. Попал в березу, та сразу вспыхнула.

Вот тебе и на, думаю. Я его спасать прибежал, а он стреляет, сволочь! Не иначе, иностранец какой-то, шпион. Сбили его наши, когда он шпионские свои дела делал. Теперь раскрывают, наверное. Отпрянул от люка, к стене прижался. И соображаю, что нечего мне тут делать, а надо идти в село и сообщить.

Тут стоны прекратились. Я подождал немного. Снял шапку и краешек ее осторожно высунул. Не стреляет. Значит, сознание потерял. Тогда я посмелее высунулся. Ничего. Нашарил я спички в кармане и полез в люк. Он маленький, низкий, еле пролез. За ним коридорчик короткий. Спичка погасла, я новую зажег и смотрю — у самого порога человек лежит.

Тут свет неожиданно зажегся. Тусклый, еле различить можно, что человек этот в меховом комбинезоне. А рядом стоит кто-то маленький и в меня целится. Мне только подумалось, что неужели и детей в шпионы берут, как он и выпалил. Да видно, от страха и холода ручонки тряслись. Не попал он в меня. А ведь в упор стрелял.