Максим Шапиро - Школа

— Сомневаюсь, — улыбнулся Дюпре.

— Вот видите, — Лиза победоносно огляделась, проверяя, оценил ли класс ее триумф.

— Я кстати рад, что даже ты Лиза осознаешь, что не платящие налогов не имеют право ими распоряжаться и соответственно голосовать. Был такой знаменитый лозунг в одном из государств Праземли "No taxation without representation". Приблизительно на современный интеръяз переводится как: " Если вы не даете нам голосовать — мы не платим вам налоги". Но и обратное, разумеется, тоже должно быть верно: "Если вы не платите налоги — мы не даем вам голосовать".

— Право голоса не должно зависеть от имущественного состояния! Оно неотчуждаемо и принадлежит человеку от рождения!

— Это кто сказал? — усмехнулся Дюпре, — И с чего это следует, что человек, который сам налогов не платит, может распоряжаться моими деньгами? Ты про спираль нищеты не слышала? Это когда сидящие на пособии голосуют, разумеется, за тех, кто им это пособие повысит. Но чем выше пособие — тем меньше стимулов работать за маленькую зарплату. Зачем? Если можно получать чуть меньше, но при этом вообще не работать или работать нелегально, добавляя черные деньги к своему пособию. Чем меньше стимулов работать — тем больше людей садится на пособие. Чем больше людей садится на пособие — тем больше избирателей у тех, кто ратует за его повышение. Чем выше пособие… Ну и далее все по новой. Система с положительной обратной связью.

— И, конечно же, лучше лишить безработных права голоса, — едко заметила Лиза, — Тогда можно вообще оставить их без пособий и пусть со своими семьями умирают с голоду!

— Право на минимальный прожиточный минимум, достаточный для того чтобы не умереть с голоду и не жить на улице закреплено в конституции Мирры, — ответил Дюпре, — В отличие от безусловного права голосовать, кстати. Закреплено по многим причинам. Во-первых, голодные люди от безысходности весьма склонны к совершению преступлений, а то и к революциям и потому дешевле их кормить пока они ищут новую работу.

— А если они не ищут? — спросил Безир, — У нас в Траватхе очень много профессиональных нищих. Можете сами их спросить, и они, не стесняясь, заявят вам, что работать не будут ни за что.

— Если не ищут, то тоже выгоднее кормить. Да есть люди, которые работать не будут никогда, если их не принуждать к этому силой или если им не угрожает голодная смерть…

— И зачем вам нужно, чтобы они жили?! — удивился Безир, — Пусть сдохнут или работают!

— Видишь ли, принудительный труд в рамках развитой экономики становится неэффективным. А как ты заставишь работать тех, кто принципиально этого делать не хочет? Будешь угрожать им голодом? В цивилизованных странах еда общедоступна и не является роскошью и подобным людям даже не нужно ее покупать. Они найдут ее в любом мусорном баке или просто выпросят. Вот только наши граждане не любят, когда у них под носом кто-то питается из мусорного бака или клянчит деньги на еду. Поэтому подобное на Мирре запрещено. Но что делать с нарушителями? Сажать в тюрьму? Загонять в концлагеря? Это слишком дорого. Убивать таких выпавших из социума бродяг только за то, что они не хотят работать? А зачем? Расходы на карательный аппарат будут сравнимы с расходами на прокорм этих бедняг. А есть ведь еще эмоциональные издержки. Никто не любит чувствовать себя сопричастным к убийству невинных и, в сущности, просто социально-больных людей. Эмоциональный комфорт дорогого стоит для тех, чьи первичные потребности из пирамиды Маслоу уже удовлетворены. А таковы практически все миррские граждане. Так что кормить проще и дешевле. К подобным людям предъявляется лишь несколько требований — соблюдение уличного порядка и установленных санитарных норм. То есть нельзя появляться в городе в грязной вонючей одежде, приставать к прохожим и гадить где попало. Ну и всякое бывает, любой может оказаться без работы, из-за какого-нибудь рокового стечения обстоятельств. Большинство наших граждан не желает бросать подобных людей на произвол и правильно делает. Мы готовы потратить часть своих налогов на помощь таким людям.

— Надо же гуманизм, граждан Мирры достиг таких невиданных высот, что они даже не приветствуют массовое уничтожение нищих и бездомных. Поразительно! — Лиза изобразила аплодисменты, — Однако у вас права голоса лишают не только получающих пособие по безработице.

— Верно. Не только их, — подтвердил Дюпре, — И потому давай вернемся к твоему примеру с автомобилем. Если я попрошу в твоем гипотетическом автосалоне полностью отключить у моего автомобиля тормоза и обязательный аварийный автопилот, перехватывающий управление, когда водитель совершает ошибки? Должны ли автомеханики это сделать? Это ведь мой мобиль! Я за него заплатил.

— И зачем вам это? Вы ведь не идиот?

— А почему это я не могу быть идиотом?! — вопросил Дюпре не тая сарказма, — Или большинство жителей Мариланда, которые были абсолютно и непоколебимо уверены, что купленные ими акции должны вечно дорожать по экспоненте идиотами быть могут, а мне нельзя?

— Я не… Это демагогия!

— Да неужели? Мой автомобиль — что хочу, то с ним и делаю. Хочу тормозную систему отключаю и ношусь, пока не убьюсь сам и заодно не угроблю еще кого. Хочу — в розовый цвет крашу. Ты ведь сама только что очень хорошо мне объяснила, что это мое исконное право. Я ведь деньги, в конце концов, плачу!

— Это совсем другое! И если от ваших действий пострадают другие, то вы не имеете на них права.

— Понятно, — кивнул Дюпре, — Значит, если от моих действий пострадают другие граждане, то это выходит нехорошо. Нельзя мне выходит такими вещами заниматься. А если от большинства жителей пострадает меньшинство?

— Это как? — удивилась Лиза.

— Да элементарно! Проголосует, скажем, большинство, за то, чтобы перебить всех рыжих, а имущество их честно поделить среди народа. Разве государство не должно уважать демократический выбор большинства граждан?

— Вы утрируете!

— Разумеется, я утрирую. Многие ситуации удобно рассматривать в их крайних проявлениях. Это хорошо показывает их сущность. Ну как асимптоты для функций.

— Однако утрированная ситуация это не реальность. С помощью утрирования можно доказать вообще все что угодно. Например, что вода это жуткий яд. Ведь если человек выпьет, скажем, сто литров то он умрет.

— Прекрасный пример. Вот только он не доказывает, что вода это яд. Он доказывает, что достигнув определенного количества, полезность воды для человека начинает падать пока не станет отрицательной. Это кстати классическая иллюстрация общеизвестного экономического закона предельной полезности. Но если уж вода, когда ее слишком много становится ядом, то демократии и права большинства определять политику государства это тоже касается.