Елена Хаецкая - Срочный фрахт

На седьмой день все изменилось. Была память святого отшельничествующего Хаделоги. Отец Гермион особенно любил этого святого, который считался самой бесхитростной, простой и чистой душой, какая только возможна у человека взрослого. Отшельничествующий Хаделога жил в глубокой чаще леса где-то на самом юге Люсео, куда почти никогда не заходят люди. У него не было собственного жилья, и часто он разделял норы с дикими зверями. Хаделога умер от стрелы охотника, закрыв собой тигренка.

После жития на том же диске было записано несколько песен, посвященных святому Хаделоге, преимущественно детских, и одно церковное песнопение, исполнявшееся под оркестр роговых инструментов, которые подражали голосам различных зверей.

Диск уже заканчивался, когда отец Гермион заметил, что корабль резко сбавил ход, а в окне показалось нечто странное. Проплыл человек в клетчатой рубахе. Его глаза сонно поглядели на отца Гермиона, затем корабль миновал его. За человеком тянулись крупные красные бусы. Отец Гермион резко встал и подбежал к окну. Почти вплотную к стеклопластику прошествовал еще один человек, на сей раз в майке. Он криво ухмылялся.

Священник отпрянул. Что-то дьявольское было в этом шествии полуодетых людей по космосу. Он положил перед собой на стол икону Иезуса Многоводного, как будто она могла утишить бурю, разом вскипевшую в потрясенном уме. «Что это? – кричало в голове отца Гермиона. – Ради всего святого, что это такое?»

Дверь каюты с треском слетела с петель. Вот так, одним ударом. И они вошли.

Их было двое, этих клонов, и ничем они не отличались на первый взгляд от обычных людей. Отец Гермион понял, что это клоны, только по их одежде – одинаковым комбинезонам с нашитыми номерами. Один остался у входа, а второй не спеша прошествовал на середину каюты и остановился, с любопытством изучая обстановку. Отец Гермион попытался было встать, но – резкое движение головы, мгновенный взгляд голубых глаз и быстрое «сидеть!» – заставили его замереть. Он снова уселся за стол и положил ладони по обе стороны от иконы.

Тот клон, что стоял у входа, крепко сбитый, коренастый, чернобородый, был похож на гнома. Второй, с совершенно белыми волосами, обветренным красным лицом и облупившимся носом, уселся напротив отца Гермиона и, рассматривая священника расширенными глазами, чуть насмешливо молвил:

– Ну, и что тут у нас?

Отец Гермион подался вперед и ответил вопросом на вопрос:

– А что вас, собственно, здесь интересует?

Белобрысый махнул рукой, как бы охватывая жестом всю каюту:

– Да все! Кто вы, чем тут занимаетесь… Вы ни разу не пришли поглазеть, как переодеваются наши женщины. Вся команда перебывала, а вас мы что-то не видели. Кто вы?

Мимо окна проплыло еще одно тело. Длинные волосы, над головой нависла туфля на каблуке – женщина. Белобрысый проводил ее жадным взглядом, а затем вернулся к отцу Гермиону.

– Я священник, – сказал тот.

Клон сморщил нос.

– Что-то насчет религии?

– Именно, – подтвердил отец Гермион.

– А это кто – ваш Бог? – спросил клон, ухватив икону.

Отец Гермион побледнел.

– Пожалуйста, не нужно трогать.

– Да? А почему? – Белобрысый неприятно улыбнулся. – А он ничего, красивый. Если бы такой согласился послужить донором клеток…

– Прекратите! – закричал отец Гермион.

– Ну-ну, – сказал клон. – Не стоит вам орать. Если вы еще не поняли, мы захватили корабль.

– Я понял, – буркнул отец Гермион. – Положите, пожалуйста, икону.

– Икона? Так его зовут?

– Я не стану говорить с вами о священных предметах, – сказал отец Гермион. – Нравится вам это или нет, уважаемый Эн-Эль Шестьсот Сорок Второй.

Прозрачные голубые глаза злобно уставились на священника.

– А кто вам сказал, что меня зовут Эн-Эль Шестьсот Сорок Второй? – осведомился клон.

Отец Гермион криво пожал плечами и вместо ответа кивнул на номер, нашитый на синий комбинезон.

– Ах, это… – Клон пренебрежительно фыркнул и вдруг стал серьезным и страшным. – Мое имя Мегингоц. А ваше?

– Отец Гермион.

– Вот и познакомились, – сказал Мегингоц. – Оставлю вас пока существовать. Вы занятный тип. Мы меняем курс.

– Восьмой сектор?

– Именно. Одна любезная дама, младший штурман, кажется, доставила нам удовольствие, проложив новый курс.

– Она жива?

– Конечно! – успокоительно молвил Мегингоц. – Мы ведь не звери, знаете. – Он повернулся к окну и радостно вскричал: – А вот и его превосходительство! Счастливого плавания, капитан!

Отец Гермион поднялся с места.

– Прошу вас, – сказал он, – господин Мегингоц, уйдите! Впоследствии я найду в себе силы говорить с вами, а сейчас избавьте меня от своего присутствия.

– Ладно, ладно, – с деланным удивлением произнес Мегингоц и направился к выходу. – До свидания. – И уже на пороге обратился к «гному»: – Поставь ему дверь. Что за манера: чуть что – крак, бряк! Нехорошо.

«Гном» захохотал басом и криво приложил дверь к стене. Затем оба клона удалились.

Мегингоц явился на следующий день. Вместо комбинезона на нем была шелковая синяя рубашка с необъятными рукавами и тонкой бисерной вышивкой на манжетах, узкие черные брюки и наборный серебряный пояс. По левому бедру спускались толстые шелковые шнуры с серебряными кистями.

Отец Гермион встретил его хумро. Еле заметно улыбаясь, Мегингоц прошел в каюту и развалился на диванчике.

– Недурно вы тут устроились, – бесцеремонно произнес он. – А что это у вас за диски?

– Вас не касается.

– Меня, голубчик, теперь все здесь касается. – Мегингоц вздохнул и снял с полки первый попавшийся диск. – «Тотта Верный, житие и два песнопения», – прочел он. – Что это?

– История человека, которого так звали, – сухо ответил отец Гермион.

– Хорошая? – спросил Мегингоц.

– Да.

– Я возьму. – Он снял еще несколько. – Пусть ребята тоже послушают. – И, предупреждая движение священника, бросил: – Сидеть! Ничего с вашими дисками не сделается. Завтра верну.

Отец Гермион закрыл лицо руками. Он чувствовал себя оскверненным. Мегингоц закинул ногу на ногу, повертел в пальцах серебряную кисть.

– Что с вами? – осведомился он после паузы. – Что вы так распереживались, а? Убудет от вас, если мы покрутим разок ваше любимое чтиво?

– Это не чтиво, – вымолвил священник.

Мегингоц перевернул один из дисков.

– «Повесть о раскаявшемся грабителе и чистой деве», – прочитал он. – Что это, по-вашему? – И рассердился: – Почему вы молчите, а? Растолкуйте же мне!

– Это душеполезное чтение, – с усилием сказал отец Гермион. – Повести очень старые. Сегодня они могут показаться наивными и даже глупыми. Нынешнего разбойника чистой девой не проймешь. Я вам даже больше скажу: иной современный добропорядочный менеджер заткнет за пояс тогдашнего грабителя. И никого это не удивляет. Для современного ума все глупость, что не пошлость и не обучает скверному. Знаете, господин Мегингоц, я, пожалуй, отвечу вам, почему я так не хочу, чтобы вы брали эти записи. Потому что вы и ваши собратья будете хлебать капитанскую «ленивку» и гадко ржать над тем, что мне дорого. Но куда страшнее, что священные имена будут осквернены вами… вами…