Михаил Успенский - В ночь с пятого на десятое

- Из-за твоей близорукости нас на низовку бросили! - прохрипел наконец один.

Другой, не говоря худого слова, откусил сопернику ухо, и они покатились себе дальше по коридору. Я пожал плечами и вошел в кабину. Дверь закрылась. Напрасно жал я на кнопку с номером 17. Кнопки четных этажей были вырваны с мясом. Потом догадался включить микрофон лифтера и впрямую намекнуть ему, что я от Страмцова. Тогда лифт пошел вверх и гудел при этом, как добрая ракета., Шел он, правда, страшно медленно, останавливался и содрогался. На одной из остановок в кабину зашел молодой человек в панамке и майке с надписью "Массачусетский технологический институт", с большой булавкой в ухе. Не обращая на меня никакого внимания, он приладился и помочился в угол.

- Эй, ты что это? - насторожился я.

- Так туалеты же все закрыты приказом, - объяснил он, не оглядываясь.Боятся, что начнут в туалетах распитие спиртных напитков. Так что давай и ты, а то набегаешься...

Потом он выхватил из кармана нож и вырезал на пластике: "Здесь были кенты - Чудила и Гангстер". Гангстер, конечно, был он. На следующей остановке (почему-то на четном этаже) в кабину вошли дружинники, вытащили Гангстера, а мне просто погрозили кулаком. Я продолжал двигаться вверх. Наконец лифт остановился с таким страшным и тоскливым скрежетом, что стало совершенно ясно - дальше некуда. Коридор был освещен одной-единственной лампочкой, да и та была покрашена зеленкой - с Нового года осталась, наверное. Зато на полу был хороший ковер. Все двери в коридоре бьши накрепко опечатаны сургучом и простыми бумажками. Свободной оставалась только самая красивая с табличкой:

ПАМЯТНЫЙ МЕМОРИАЛЬНЫЙ КАБИНЕТ-МУЗЕЙ

Б. Б. СТРАМЦОВА

Окрыленный надеждой покончить со всеми делами малой кровью, могучим ударом распахнул дверь. Кабинет был по нынешним временам даже и убогий. Так себе кабинет, без бара и сауны. Только у одной стены стояла витрина, а у другой стенд, на нем висели плакаты с портретами Страмцова и его биографиями, ни одна из которых не походила на другую.

Так... Родился... Крестился... В девятилетнем возрасте в горах Горного Памира разлагал изнутри банду Разибая... Закончил курсы по разукрупнению... Награжден медалями "За раскрытие литературных псевдонимов" и "За освобождение от занимаемой должности"... На левой стороне груди татуировка, напоминающая портрет путешественника Пржевальского... Характерные черты: заячья губа, волчья пасть, под правой подмышкой - сучье вымя... Глаза близко посаженные, проницательные, дальновидные, проявил себя как опытный администратор и достойный сын...

Портреты Страмцова Бориса Бенедиктовича были тоже довольно странные. Как видно, он предпочитал фотографироваться у курортных фотографов прошлого: то в черкеске и на коне, то на палубе корабля и в тельняшке. Тут же висела карта "Творческий путь Б. Б. Страмцова", усеянная многочисленными флажками с неразличимо мелкими надписями. Над столом была привинчена капитальная, гранитная с золотом доска: "В этом самом кабинете Б. Б. Страмцов неоднократно награждал особо отличившихся сотрудников Управы ценными подарками из своих рук".

В витрине лежала странная форменная пуговица, на которой были вытиснены голова собаки и метла, пузырек из-под настойки женьшеня и удостоверение личности, где говорилось, что Страмцов Б.Б. является настоящим орлом и имеет право ношения всех орденов, медалей, памятных знаков и значков на правой и левой сторонах груди. Что-то знакомое толкнулось в памяти. Да, в точности такое самодельное удостоверение я видел в моем родном городе тридцать лет назад. Его предъявлял не только всем желающим, но и любому прохожему городской дурачок Митя Капторг. Говорили, что он и вправду заведовал кооперацией, но сошел с ума по случаю ревизии, а когда ревизия укатила, не смог вернуться назад.

Осмотрев музей, я так и не понял, в какой именно области достиг мой патрон, Б. Б. Страмцов, своих сияющих вершин. Стало ясно, что в музей я пришел зря. Собрался выйти, но оказалось, что у двери возникли неведомо откуда столик и стул, а на стулике за столиком сидел невеликий человечек с требовательным выражением лица. Он потребовал с меня пятьдесят рублей за пользование музеем в рабочее время. Я возразил, что таких цен не бывает. Невеликий достал из-за пазухи прейскурант - все оказалось честь по чести. Пришлось сказать, что я сам от Страмцова. "Тем более!" - сказал невеликий. Я, конечно, не взяткодатель, но на всякий случай денег-то с собой припас, отдал две четвертные бумаги, а взамен получил очень красивый билет.

- Куда же мне обратиться? - спросил я в надежде, что за такие-то деньги получу консультацию.

- Стучитесь в любую дверь,- сказал невеликий.- Народ у нас душевный, помогут в хорошем деле. Тем более, вы от Бориса Бенедиктовича... Батюшки! вдруг он шлепнул себя по лбу.- Да вы же первый, кто от него вернулся! Ну и как там, у вас? Не беспокоят?

- Очень беспокоят,- сказал я и протянул заявление. Он стал читать, и по мере чтения брови его ползли все выше и выше.

Окончательно уползти бровям на затылок помешал телефонный звонок. Невеликий метнулся к аппарату.

- Так,- сказал он.- Слушаюсь. В двадцать четыре секунды.

Он поглядел на меня очень зловеще и сорвал со стены сувенирный отбойный молоток с дарственной надписью. Молоток, даром что сувенирный, загрохотал и задергался у него в руках.

- Переэкспозиция! - закричал невеликий и, подскочив к мемориальной доске, стал крушить ее. Полетели осколки гранита.

- От Страмцова, значит, - шипел невеликий, трудясь. - Щас тебе покажут Страмцова, креатура позорная...

Снова зазвонил телефон каким-то грозным непрерывным звоном. Зажглись тревожные лампочки. Невеликий бросил инструмент на пол и схватил трубку.

- Есть отставить...- упавшим голосом сказал он. - Все понял. На данный выпад ответим повышенной посещаемостью кабинет-музея...

Он положил трубку, вытер высокое чело, сдвинул брови на место и сказал:

- Деньги за билет будут возвращены по перечислению, их переведут на ваш депонент... Батюшка! - закричал он вдруг и стал топтать отбойный молоток ногами. - Не погуби! Это, оказывается, выпад был с четных этажей, а никакое не распоряжение! Это они перед нами задолженность за первое апреля погашали! Передай Борису Бенедиктовичу, что светлую память храним и множим, как только можем!

Он бросил терзать молоток и стал прилаживать к изувеченной доске куски гранита, причем вот как: лизнет осколок и прилепит на место, лизнет и прилепит. И держится...

- Лучше новой! - лицемерно сказал он, закончив реставрацию, и посмотрел на меня просительно. Я поморщился: нет, мол, хуже новой, гораздо хуже.

- Батюшка, - заплакал невеликий.- Я ведь "мерседес" купил! Аморальные связи с работниками балета поддерживаю! Нельзя мне из номенклатуры! Помолчи, где надо, родной, а я тебе за это планчик составлю, схемочку навроде бегунка... Совершенно секретную!