Михаил ЕМЦЕВ - Летящие сквозь мгновение

— А что жалеть эту сволочь? — пробормотал Йен.

— Да, Фриц, у меня здесь мистер Мэллори, тот са… Фриц! Фриц! Эй, что случилось? Фриц!

Он немного отвел трубку от уха и с ужасом посмотрел на Дика. Куда девалась твоя храбрость, охотничек?

— Мы работаем чисто, Растерс, — сказал Йен.

Ошибки не было.

— Фри-иц! — завопил Растерс. — Фри-и-иц! — и осекся. В трубку что-то забубнили. — Фриц? Грюне, где хозяин? Что? Конечно, конечно… — в трубке послышался сигнал отбоя. — Он хочет вызвать врача… Он хочет… вызвать… врача.

— Пациент закрыл глаза, — флегматически констатировал Йен, — он жалостлив…

И сейчас же, перебивая его, Дик ответил:

— Врач установит кровоизлияние в мозг…

— А при вскрытии — в левое полушарие, Растерс…

— Потребуйте вскрытия завтра же, посмотрите, что ждет вас.

Довольно. Он был готов, и Дик опять гонял, что не чувствует ненависти, но даже некоторую жалость, брезгливую, и как будто он виноват в смерти второго мерзавца.

— Откройте глаза, — сказал Дик, — до завтра мы вас не тронем.

— К-как вы это д-делаете?

— Лучи смерти, — серьезно ответил Йен. — Избирательные лучи смерти, с наводкой по мозговым токам.

Йен опустил автомат на грудь и подошел к знаменитой коллекции луков. «Сэр Александр отрицает ружейную охоту, как негуманную. Из своего стеклопластикового лука он разит без промаха. Среди его трофеев — лев (верхний снимок)…»

— Хороший лук, — сказал Йен, — отличный лук. Правда ли, что из лука можно убить льва?

Он говорил, стоя за спиной Растерса, а Дик смотрел, как гуманный охотник глотает комок, застрявший в горле. Когда Йен звякнул тетивой, веки Растерса чуть дрогнули, и Дик понял, что старая лиса притаилась и ждет. Не такой он человек, чтобы поверить в лучи смерти. И у него есть бетонное противоатомное убежище, личная охрана и прочее. А ну, заглянем в завтрашний день…

…Растерс в убежище, смотрит телепередачу. С ним женщина по имени Беата… А их с Йеном везут в наручниках из аэропорта… Та-ак.

— Убежище вам не поможет, — ровным голосом начал Дик. — Чепуха. Там у вас подъемная дверь толщиной десять дюймов, кодовый замок, восемь три ноль пять ноль один, бордоское вино для Беаты, — он говорил и видел, как меняется завтрашний день, и они втроем поднимаются на борт самолета, а может, это не самолет? — Вино для Беаты вам тоже не поможет, и запасный выход из убежища под канализационным люком сто семнадцатым… — Дик сам не заметил, как уселся на письменный стол Растерса, болтая ногой, как в редакции, до того его увлекло это занятие. — Ловко придумано с запасным выходом, сэр Александр… Но все это чепуха.

Тогда Растерс опять завопил. Он был уже далеко не молод и весь побагровел, но вопил он звонким, яростным голосом:

— Дьявол! Дьявол! Дьявол!..

Неизвестно, поверил ли Растерс в «лучи смерти». Но шахта была затоплена — на следующий день, перед закатом. С последней клетью подняли беднягу Хальса. За полчаса до взрыва его ударило лопнувшей стойкой шахтной крепи, и Виллиам Йориш молился за его душу, когда вел синий «фольксваген» к аэропорту.

Йен сердито сопел на заднем сиденье. После визита к Растерсу им удалось и остальное — паспорта, визы, билеты на самолет, — но до последней секунды Йен надеялся, что все обойдется, что все займет прежние места, перечеркнется, что ли, и можно будет вернуться в свой коттедж, и а свою университетскую комнатушку, и на свой семинар к остроглазым загорелым студентам. Как это «обойдется», он не представлял себе, но продолжал надеяться, и ехидно посмеивался над этим беспричинным ожиданием, и надеялся. С другой стороны, когда за ними увязался «бьюик» и немедленное бегство стало единственным выходом, Йен ощутил некоторое удовлетворение. Причинная логика продолжала действовать, мир ощущался как упругий, сопротивляющийся материал и отвечал на удар ударом.

— Выжидают, — проговорил Мэллори, вглядываясь в желтые пятна подфарников, зажженных на «бьюике». — Грузовик им мешает. Йен, его зовут Питом, Питер… А как фамилия этого Пита?

Йен пробурчал:

— Чтоб он сдох! Не знаю. Тот, что навел на вас лучеметчиков? Его нет в «бьюике», к сожалению…

— Нет-нет, этот Пит рисковать не любит, не таковский. Он дома. Стоп! Это спекулянт Брейген.

— Возможно. Кто-то из нас должен был оказаться на той стороне. Не отрывайся от грузовика, Вилл.

Йориш нагнулся к стеклу и всмотрелся в темную кабину грузовика, в неторопливо вращающиеся большие колеса.

— Ох, ох, он мне сильно не нравится, мистер Абрахамс!

Тем временем «бьюик» начал притормаживать, в легком тумане тормозные огни окружали его красноватым ореолом, и тут они поняли, что попались, и Вилл произнес длинное слово по-зулусски и попытался вырваться вперед, грузовик резко взял влево. Тормоз, еще тормоз, и желтые подфарники надвинулись на них из густеющего тумана, и Дик быстро опустил стекло и высунул руки с автоматом, а Вилл погасил огни, и Дик ударил очередью назад, по желтым пятнам в тумане — гильзы замелькали по крыше машины. Тут их швырнуло, провизжали тормоза — Йориш свернул влево, на подвернувшееся шоссе, а сзади грохнуло и поднялось дрожащее желтое пламя.

Мэллори спросил:

— Что дальше? В аэропорт нам нельзя теперь…

Помолчали. Двое на заднем сиденье, физик и журналист, с тошнотворной явственностью видели, как захлестываются вокруг них круги возмездия. Они преступили законы своего мира, они стали убийцами, изгоями, и за их спинами уже ревели клаксоны полицейских лендроверов, и вертолеты разбрасывали по дорогам наряды жандармерии. Конец, конец… Но маленький тощий свази на переднем сиденье ничего не знал об этом. Он собирал и распускал на лбу крупные серые морщины и видел сеть дорог как бы сверху, как охотник, прокрадываясь вельдтом, видит движение стад и слышит свист коршунов в вышине. Он ждал поворота направо и спокойно повернул, когда знак поворота выскочил из тумана. Спустя пять километров он повернул еще раз и спокойно выехал на магистраль — в его мире действовали иные причины и иные следствия, и он один видел, как шофер с грузовика трясет толстой мордой и повторяет: «Ничто не знаю, инспектор, как есть ничего». А они уже подъезжали к аэродрому, мимо реклам авиакомпаний, мимо вето, что составляет мир белых людей, в котором за преступлением следует возмездие. В мире Виллиама Йориша преступления совершались безнаказанно, вот в чем дело. Жизнь бедного свази, или бечуана, или любого другого, она была так дешева, что не стоила даже возмездия. Ничего она не стоила.

И он оказался прав. В аэропорту было спокойно, ибо они приехали туда раньше, чем полиция подоспела к догорающему «бьюику».