Леонид Смирнов - Чужими руками

Тысячи микроскопических киберищеек перетряхивали грунт и просвечивали любую встреченную ими песчинку. Били микрошурфы в каждом подозрительном месте. Миллионы шурфов диаметром в пару молекул. Киберищейки, словно настоящие служебные собаки, понюхали «вещицу», которая принадлежала исчезнувшему человеку, беззвучно тявкнули и взяли след. Эти неутомимые «псы» искали ДНК человека по имени Эрнст Шеффер. Ведь чудо из чудес свершилось: блистательный черный архивист Олдувай нашел многократно перекопированные записи о его смерти и захоронении.

Платону удалось раздобыть окаменелый кусочек мертвого тела и снять генетический слепок. Но сначала под видом ремонта дренажной системы ему пришлось тайком вести раскопки на старинном немецком кладбище. Древние захоронения давно ушли под землю — сверху лежал слой гробов, накопившихся за следующие пять веков. Гробов, в которые по тогдашней удивительной моде клали не умершего человека, а его специально выращенного для похорон клона. Мертвецов, если позволяли средства, погружали в консервирующий раствор и хранили веками — в надежде, что потомки захотят и сумеют их оживить. Но кому нужны изъеденные болезнями и пороками предки, когда и своих забот полон рот?

«Бредовая идея, — сказали бы ученые „золотого века“ о затее Рассольникова. — Слишком много времени прошло, все истлело вчистую». Но в мире ничто не исчезает бесследно. Умершие живут, писал классик. Планета Земля — огромная помойка, куда сотни поколений сваливали отходы своей жизнедеятельности, включая собственные тела. Слой нарастал за слоем. Стоит только поискать как следует… Достаточно нескольких молекул, чтобы получить генетический слепок любого существа, когда-то жившего на свете. Современная техника может все. Или почти все…

В ту угольно-черную ночь Рассольников чувствовал себя средневековым хирургом, который разрывает свежую могилу, чтобы добыть труп для исследований. В любую минуту тебя могут застукать, и тогда в прямая дорога в инквизицию, а далее — на костер. Археолога, конечно, не сожгли бы, но зато оштрафовали на полную катушку.

В гранитном склепе ничего не было: ни гроба, ни тем более трупа. Экспресс-анализатор показал окаменевшие натеки органического вещества на гранитном полу. Там имелось человеческое ДНК с подходящей датировкой. Платон сделал соскоб.

Теперь надо было закрыть склеп, осторожно загрузить наверх ветхие гробы, перемежая их тонкими слоями земли, и тщательно уничтожить свои следы. А дренажные работы будут продолжаться до завтрашнего вечера. Ведь андроиды-землекопы действительно принадлежат муниципалитету и занимаются своей обычной работой. Просто археолог с помощью Колобка их незаметно перепрограммировал.

Часть следов Шеффера наверняка была уничтожена при прокладке автомобильной магистрали «Катманду-Лхаса» и других транстибетских шоссе еще тысячу лет назад. Тут уж ничего не попишешь. По счастью, эти старинные дороги на многих участках разрушены неумолимым временем и с каждым годом все больше напоминают горные тропы. Обломки старинного асфальта на обочинах выглядят столь же экзотично, как вырубленные из песчаника блоки или глиняные кирпичи.

Караван Рассольникова вряд ли шел намного быстрее, чем караван Шеффера. «Спешка хороша только при ловле блох», — любили повторять древние. Их мудрость поражает. Но зачастую считанные минуты и даже секунды спасали Платону жизнь. «Поспешай не торопясь» — еще одно послание из глубины веков. Рассольникову эта идея нравилась больше. И сейчас он старался не суетиться, не делать лишних движений, не возвращаться назад для перепроверок, но и ни в коем разе не пропустить ничего важного, да и просто интересного.

На пути каравана встретился дзонг — буддийский монастырь — под многозначительным названием «Всепоглощающий свет». Когда-то здесь побывал Шеффер, и Платон был обязан проверить, не устраивал ли обер-штурмфюрер в дзонге тайник. К тому же небо затянули густые сизые тучи — ночью может повалить снег или разразиться гроза.

Внешним видом монастырь слегка напоминал Красный дворец в Потале — резиденции далай-ламы. Никаких архитектурных излишеств: толстые каменные или глинобитные стены с окнами-бойницами. Все свои ценности монахи прячут внутри. Так что снаружи любоваться нечем — это вам не золоченые ступы Рангуна или многоэтажные китайские пагоды с разлапистыми черепичными крышами.

Археолог попал как раз на церемонию приношения жертвы вселенной. Кроме бритоголовых монахов у входа в приземистый храм толпились многочисленные туристы и паломники со всех концов Старой Земли. Щелкали зеркальные камеры давно исчезнувших фирм «Никон» и «Пентакс», стрекотали миниатюрные видеокамеры покойной корпорации «Сони», хрустели на зубах чипсы и лопались пузыри жевательных резинок — «золотой» век повторялся снова и снова. Взрослые и дети неустанно воспроизводили его своими поступками, одеждой и техникой — на людях и в гордом одиночестве, с пользой для дела и без малейшего смысла.

Платон не смог удержаться и остался посмотреть действо, хотя надо было позаботиться о ночлеге. Шустрый его помощник, шерп Гальперин обещал все организовать в лучшем виде и умчался, сверкая зеркальными подошвами кроссовок.

Народу было столько, что в храм Рассольникову удалось пробраться с большим трудом. Верховный лама — правитель дзонга — колдовал перед алтарем, под внимательными взглядами золоченых будд осыпая зерном украшенную бирюзой и кораллами пирамиду, которая состояла из древних дисков для спортивной штанги. Каждый ярус пирамиды соответствовал одной из оболочек иллюзорного мира.

Вопреки ритуалу, лама был закутан в красный войлочный плащ, катанный, конечно же, вручную. «Мерзнут старые косточки, — с сочувствием подумал археолог. — Святость не спасает от ревматизма». Лысо-бритая голова ламы была покрыта коричневыми склеротическими пятнами и напоминала шкуру жирафа.

Рядовые монахи в алых праздничных одеждах, блестя идеально выбритыми головами, хором читали священные тексты. Получалось странное рокочущее журчание. Словно что-то творилось в тугом пузе добродушного бритоголового толстяка Матрейи — грядущего Будды. Верно, переел и перепил, бедняга, и теперь мается, а сбежать с церемонии не может. Такой его внешности гораздо больше соответствовало тибетское имя Чампа.

Статуя Матрейи была самой большой в храме. Она стояла на высоком, расписанном красным лаком алтаре. Рядом с ней горели, плавая в растопленном стеарине, фитильки и курились палочки, вырезанные из сандалового дерева. Как и остальные статуи, это была всего лишь качественно сделанная голограмма. Настоящие давным-давно разбиты или украдены.