Ежи Жулавский - Победитель (Лунная трилогия - 2)

Малахуда слушал. Он оперся седой головой на руки и молчал. По мере того как Братья вспоминали все новые и новые подробности, касающиеся удивительного пришельца, он в мыслях перебирал старинные пророчества и обещания, изложенные в древних книгах, находил в своей обширной, годами тренированной памяти слова и выражения Письма, сравнивал все это с тем, что слышал - и видел, что совпадает все, вплоть до буквы. И вместо радости его душу охватывал необъяснимый мрак.

В конце концов, он отпустил Братьев, когда от усталости у них начали заплетаться языки, но сам еще долго не шел отдыхать. Большими шагами он долго мерил зал, несколько раз заходил в галерею, как будто хотел там найти - что... он сам не знал, как это назвать: веру? покой? уверенность? Но находил только тоску и непостижимый страх.

Ночной снег уже покрыл лунные поля и ложился большими полосами на замерзающие морские затоки, когда Малахуда, изнуренный и истерзанный внутренними противоречиями, наконец удалился в свою спальню. Сон, однако, не дал ему отдыха этой ночью. Он просыпался прежде, чем приходило время ночного принятия пищи, и после этого тоже долго не мог заснуть. После полуночи, во время второго подъема, к нему зашла Ихезаль, но он отправил ее под предлогом, что у него есть важные дела, требующие одиночества, и снова пошел в храм.

Он даже не отдавал себе отчет в том, зачем идет туда и чего хочет, когда остановился в огромном зале у дверей из позолоченной меди, находящихся за амвоном и ведущих в самое священное помещение, где хранились книги пророков, только теперь он неожиданно понял, что с вечера это было его подсознательным желанием, которое он из-за какой-то странной боязни не смел исполнить: пойти туда и просмотреть еще раз все эти старинные священные книги, которые только во время больших торжеств, обернутые в дорогие ткани, выносились за ним на амвон, чтобы он прочел из них Слово для людей.

Да! Пойти туда и спросить у этих книг, которым он всегда подчинялся, не лгут ли они - еще раз прочесть гаснущими глазами их содержание, но не так, как было до сих пор, когда он читал их только с благоговением, а с пытливой любознательностью, которая, несомненно, является греховной... Он чувствовал, что совершает святотатство, входя сюда сегодня с этой мыслью, но остановиться уже не мог... Давним привычным жестом от протянул руку за золотым обручем, висящим у двери, и, надев его на голову, нажал на тайный замок...

За раскрывшейся дверью зияла пасть спускающихся вниз ступеней. Он начал спускаться по ним со светильником взятым у подножия амвона, машинально читая золотые надписи на стенах, обещающие внезапную смерть и всевозможные несчастья тем, кто осмелится войти сюда без божественных мыслей. А потом, уже оказавшись в подземном зале со сводчатым потолком, он даже не закрыл за собой дверь, торопясь достать из резных ларцов, украшенных дорогими металлами и камнями, старые пергаменты, пожелтевшие, как его собственное лицо, и истлевшие под действием времени: немногочисленные листы с пророчествами первой жрицы Ады, написанные ее рукой в Полярной Стране, где она завершила свою жизнь, и с трудом добытые два столетия назад у Братьев Ожидающих другие книги, содержащие пророчества и историю жизни людей, затем толстые фолианты, написанные последним пророком Тухейей, которого знали еще его прадеды.

Он положил все это бремя веков на мраморный стол, зажег подсвечник и поспешно начал читать, даже не начертив обычного знака на лбу перед открытием книги.

Проходили длинные часы, каждый двенадцатый из которых возвещало ядро, падающее из часов в медную миску; старик, уставший от чтения, иногда засыпал в высоком кресле и вновь просыпался, чтобы снова читать так хорошо ему известные книги, в пугающе новом обличий предстающие сегодня перед его глазами. Он всегда видел в них правду, но сегодня нашел только тоску, которая чувствовалась - и на листах жрицы Ады и у давних пророков - неопределенная и туманная, вызванная к жизни призраком Старого Человека, которая росла и кристаллизовалась по мере течения времени и несчастий, обрушивающихся на людей. Сначала там просто шла речь о Старом Человеке, который привел людей с Земли на Луну и снова ушел на Землю, откуда когда-нибудь вернется, и только потом появилось Обещание появления избавителя, который, будучи тем же Старым Человеком, явится вновь помолодевшим Победителем, чтобы освободить свой угнетенный народ. И Малахуда заметил, что Ада в первый раз предсказала возвращение Старого Человека, когда в Полярной Стране ей сообщили о нашествии на поселение у Теплых Озер шернов, о существовании которых на Луне люди до тех пор даже не предполагали, и что позднее, в течение веков при каждом несчастье и каждом бедствии появлялся свой пророк, который обещал людям приход Победителя тем чаще, чем более тяжелые времена для людей наступали.

Горькая, ироническая усмешка застыла на его губах. В еще большем забытьи он лихорадочно перелистывал почитаемые и тщательно хранимые книги, рылся в них дрожащими руками, находил противоречия и ошибки и, не отдавая себе отчет в том, что делает (а делал он совершенно недозволенные вещи), разрушал здание веры всей своей жизни.

Его руки тяжело упали на последний листок последней книги. Он знал уже наверняка, что никакой Победитель никем на самом деле не был обещан, что все пророчества на этот счет были лишь выражением тоски людей, угнетаемых ужасными и злобными лунными жителями...

Однако - он пришел!

Это была загадка для него, какой-то парадокс - ироничный и страшный! А при этом еще и другое: какое-то неопределенное чувство, всплывающее из самых глубоких тайников его души. Минуту назад в душе он сам разрушал свою веру, а теперь чувствовал, что все в нем восстает при мысли, что этот удивительный пришелец, чей приход, в сущности, не обещал никто из пророков, одним своим появлением разрушит всю религию ожидания, опирающуюся на эти пророчества! И снова ему пришло в голову, что он, возможно, никогда в них и не верил.

Одновременно он чувствовал, что ему очень жаль своей веры.

Он старался уложить все это в какую-то формулу, пытался сам понять, что все это значит, но его мысли каждый раз разбегались, оставляя только болезненную пустоту в голове и сердце.

И именно тогда, когда он размышлял об этом, к нему вошла светлая Ихезаль - вот она стоит перед ним со страшным вопросом на устах и в горящих глазах:

- Дедушка! Ты не веришь, что это... Он?

Он сделал несколько шагов к девушке и мягко взял ее за голову обеими руками.

- Выйдем отсюда, Ихезаль...

Еще минуту назад, когда он протягивал к ней руку, сопротивляющаяся, а теперь, видимо, ошеломленная тем, что прочла в глазах старика, она молча дала ему увести себя. Полуобняв внучку, он поднимался вместе с ней по ступеням, оставляя за собой разбросанные в беспорядке священные и почитаемые книги, хранителем которых он был... Золотой знак Прихода сверкал за ними в угасающем свете свечей.