Клиффорд Саймак - Могильник

— Но капитан должен был поинтересоваться…

— Капитану было все равно, — ответил я. — Его вполне устроила взятка, которую я ему дал. А на случай, если вам окажется мало законных оснований, учтите: в Элмере восемь футов роста, и нрав у него далеко не покладистый. А еще он весьма чувствителен. Когда я запаковывал его в ящик, он запретил мне выключать себя. Скажу вам откровенно, мне не хочется думать о том, что может случиться, если его ящик открою не я, а кто-то другой.

Глазки Белла сонно сощурились, но взгляд у него был настороженный.

— Почему вы такого плохого мнения о нас, мистер Карсон? — поинтересовался он. — Мы рады вашему приезду, рады, что вы решили навестить старушку Землю. Стоит вам только попросить, и мы тут же придем вам на помощь. Если у вас возникнут трудности с финансами…

— Уже возникли. Но никакой помощи мне не надо.

— Бывали случаи, — гнул свое Белл, — когда мы субсидировали людей искусства. Писатели, художники…

— Я и так и этак старался дать вам понять, что мы не хотим связываться ни с вашей фирмой, ни с Кладбищем. Однако вы упорно не желаете ничего замечать. Нужно ли мне сказать об этом впрямую?

— Думаю, ни к чему, — отозвался он. — У вас сложилось в корне ошибочное представление, будто на Земле есть что-то еще, кроме Кладбища. Поверьте мне, милейший, ничего на ней больше нет. Земля — никудышняя планета. Десять тысяч лет назад люди изгадили ее и бежали в космос, и если бы не мы, кто бы сейчас про нее помнил? Поразмыслите хорошенько. Мы можем договориться к взаимному удовольствию. Меня заинтересовала та новая форма искусства, о которой вы говорили.

— Послушайте, — сказал я, — давайте кончать. Я не собираюсь пахать на Кладбище. И должность штатного писаки в вашей фирме меня не устраивает. Я вам ничего не должен. Более того, я заплатил вашему драгоценному капитану пять тысяч кредиток, чтобы он доставил нас сюда…

— А на звездолете паломников, — перебил Белл раздраженно, — вам пришлось бы заплатить куда больше. Да и груз ваш сократили бы вполовину.

— По-моему, — бросил я, — заплачено было достаточно.

Я повернулся и вышел, не попрощавшись. Спускаясь по ступенькам крыльца, я увидел автомобиль красного цвета, припаркованный у подъезда административного корпуса, на отведенном для стоянки месте. Сидевшая в нем женщина глядела прямо на меня с таким видом, как будто мы с ней были знакомы.

Цвет машины неожиданно напомнил мне об Олдене, где все и началось.

3

Дело было под вечер. Я сидел в саду, разглядывая пурпурное облако на розовом горизонте (небеса Олдена — розового цвета), слушая пение птиц, которое доносилось из небольшой рощицы у подножия садового холма. Я наслаждался их песнями, и тут на пыльной дороге, что бежала через песчаную равнину, показалось это чудище восьми футов ростом. Двигалось оно неуклюжей походкой пьяного бегемота. Наблюдая за ним, я мысленно умолял его пройти мимо и оставить меня наедине с чудесным вечером и пением птиц. Я пребывал в глубокой депрессии и больше всего на свете хотел остаться один, рассчитывая найти в одиночестве исцеление. Ибо в тот день я столкнулся лицом к лицу с жестокой реальностью и вынужден был признать, что у меня нет ни малейшей возможности попасть на Землю, пока я не раздобуду где-нибудь еще денег. А раздобыть их мне было негде. Что-то я наскреб сам, что-то одолжил, но сумма оказалась крохотной. Будь у меня надежда на успех, я бы, наверно, отправился воровать. Будущее виделось мне окутанным беспросветным мраком. Я твердил себе, что хватит предаваться бесплодным мечтаниям, — ведь построить такого композитора, как мне хочется, я все равно не в состоянии.

Сидя в саду, я наблюдал за восьмифутовым чудищем и желал всей душой, чтобы оно прошло мимо. Но надеяться на это было бессмысленно, поскольку, кроме моего сада, вокруг ничего не было.

Судя по всему, чудище было рабочим роботом, — быть может, роботом-строителем. Хотя что делать роботу-строителю на Олдене? Никакого активного строительства тут не ведется.

Подковыляв к калитке, робот остановился.

— С вашего разрешения, сэр, — сказал он.

— Добро пожаловать, — проговорил я сквозь зубы.

Он отодвинул щеколду, прошел в калитку и аккуратно запер ее снова. Приблизившись ко мне, он медленно опустился на землю и прошипел что-то вежливое. Вы слышали как шипит трехтонный робот? Уверяю вас, впечатление остается жуткое.

— Хорошо поют птички, — произнесла гора металла, сидя на корточках рядом со мной.

— Да, неплохо, — согласился я.

— Позвольте представиться, — сказал робот.

— Прошу, — ответил я.

— Меня зовут Элмер, — сказал робот. — Я свободный робот. Меня отпустили на свободу много веков назад, и с тех пор я принадлежу самому себе.

— Поздравляю, — хмыкнул я. — И как жизнь?

— Неплохо, — ответил Элмер. — Брожу, знаете, туда-сюда.

Я кивнул. Мне доводилось встречать свободных роботов-бродяг. После многих лет рабства закон наконец уравнял их в правах с людьми.

— Я слышал — продолжал Элмер, — что вы собираетесь вернуться на Землю.

Именно так он и сказал — «вернуться на Землю». Минуло десять тысячелетий, и какой-то робот надумал вернуться на Землю. Как будто человечество покинуло ее только вчера!

— Тебя неправильно информировали, — сказал я.

— Но у вас есть композитор…

— Всего лишь каркас, с которым придется немало повозиться, прежде чем он окажется на что-либо способным. Такой хлам на Землю тащить не стоит.

— Плохо, — вздохнул Элмер. — Где же еще сочинять композиции, как не на Земле! Правда, тут есть одно «но»…

Неизвестно почему, он замялся. Я терпеливо ждал, не желая смущать его вопросами.

— Я вот что хочу сказать, сэр… не знаю, имею ли я право так говорить… в общем, не дайте Кладбищу поймать себя на удочку. Кладбище — чужое. Оно присосалось к Земле. Присосалось, понимаете ли, как пиявка.

Услышав такие слова, я навострил уши. Гляди-ка, сказал я себе с изрядной долей удивления, не ты один не доверяешь Кладбищу.

Я внимательнее пригляделся к роботу. Ничего особенного в нем не было. Тело его, по крайней мере по олденским меркам, было старомодным и топорно сработанным, но сильным и крепким. Что касается головы, то изготовителям Элмера, как видно, некогда было думать о такой чепухе, как приятное выражение лица.

Выглядел он довольно неряшливо, но по манере говорить никак не напоминал устаревшего неповоротливого рабочего робота.

— Нечасто встретишь робота, который интересуется искусством, — промолвил я, — да еще таким трудным для понимания. Ты порадовал меня.