Андрэ Нортон - Гаран вечный: Кристалл с грифоном. Год единорога. Гаран вечный

Она всегда носила скромную строгую одежду и дважды в год путешествовала в Норсдейл на поклонение, а когда я подросла, она стала брать с собой и меня. Вопрос о наследнике дяди всё ещё не был решен, так как он до сих пор не объявил его. У него была ещё младшая сестра, которая была замужем и имела сына с дочкой, но сын был наследником своего отца, и дядя не мог назвать его своим наследником. Я была дочерью его младшего брата, но так как была девочкой, то не могла наследовать Икринт — разве что по его завещанию, которого он еще не оглашал. Мое приданое было достаточным, чтобы привлечь хорошего мужа, и дядя мог, если бы захотел, нет — это даже было его долгом, объявить наследником моего мужа.

Я думаю, что дама Мат хотела бы видеть меня в монастыре. Она желала, чтобы моя свадьба никогда не состоялась. И по правде говоря, наши поездки в Норсдейл мне нравились. Мой ум был пытлив от рождения и это привлекло ко мне внимание аббатисы Мальвины. Она была стара и очень мудра. Поговорив со мной, она предоставила мне право заниматься в монастырской библиотеке, в шкафах которой хранились громадные сокровища — свитки с записями о путешествиях, о войнах, о прошлом. Эти истории очаровывали меня.

Но больше всего меня увлекали упоминания о Прежних, которые правили этой страной до того, как наш народ пришёл на север. Я хорошо знала, что эти упоминания дошли до нас в отрывочной и искаженной форме, так как Прежние ушли отсюда до того, как пришли первые люди. Наши предки вошли в контакт только с отдельными оставшимися представителями Прежних, которые, возможно, были оставлены для того, чтобы запутать наше представление о них.

Некоторые из них представляли зло, они были врагами людей, как тот демон, которого прикончил Харб. Оставались места, в которых таилось колдовство, и человек, по глупости попавший туда, мог быть затянутым в сети черных чар. Иные из оставшихся заслуживали благодарности и даров. Такова была Гуппора — Мать Плодородия, ей поклонялись все женщины, и ее могущество могло сравниться с могуществом Очищающего Огня, которому был посвящен Женский Монастырь. Я сама носила амулет Гуппоры — зернышко, соединенное с засушенным фруктом.

Третьи не были ни хорошими, ни плохими. Они не укладывались в человеческие стандарты. Иногда они проявляли удивительную капризность: одним делали добро, другим — зло, как будто взвешивали людей на своих собственных весах и затем обращались с ними в соответствии с собственными оценками. И очень редко удавалось войти в контакт с кем-нибудь из Прежних, кроме Гуппоры.

Иногда я отыскивала аббатису Мальвину в ее маленьком садике и расспрашивала ее. Она отвечала, если могла, а когда не знала ответа, то сразу же признавалась в этом. В нашу последнюю встречу я нашла ее сидящей с каким-то сосудом, поставленным возле колен. Сосуд был сделан из зеленого камня и так искусно, что, казалось, ее пальцы просвечивали сквозь камень. На нем не было никаких украшений, но его линии были настолько изящны и четки, что сосуд являлся настоящим произведением искусства. На самое донышко сосуда было налито вино. Я знала, что это вино, так как мне в нос ударил терпкий запах. Вино, согретое ее пальцами, пахло виноградом. Мальвина медленно покачивала кубок и вино омывало его стенки. Аббатиса не смотрела в кубок, она испытующе смотрела на меня. Мне стало как-то неловко и я стала припоминать, не совершила ли я каких-нибудь прегрешений.

— Я много раз пыталась это сделать, Джойсан. И этим утром я проснулась с желанием повторить попытку для тебя. В юности у меня был дар предвидения, это действительно дар, хотя многие в этом сомневаются. Многие, боящиеся того, чего нельзя попробовать на вкус, потрогать, услышать. Этим даром нельзя управлять. Те, кто обладает этим даром, не могут вызвать его, они должны терпеливо ждать, когда он сам проявит себя. И сегодня, если ты желаешь, я могу попытаться использовать его для тебя, но получится ли что-нибудь у меня, я не знаю.

Меня охватило возбуждение. Я слышала о даре предвидения. Им обладают Мудрые Женщины — вернее, некоторые из них. Но, как сказала аббатиса, этот дар нельзя натренировать, заострить, чтобы он всегда был готов к использованию, как меч мужчины или игла женщины — им можно было пользоваться только тогда, когда он приходит сам, и бесполезно пытаться управлять им по собственному желанию. Но к моему возбуждению примешивался страх. Одно дело читать, слушать рассказы о таком могуществе, и совсем другое — видеть его в действии и применительно к себе. Но даже страх не заставил меня сказать «нет» в ответ на ее предложение.

— Встань передо мной на колени, Джойсан. Возьми сосуд двумя руками и держи его ровно.

Я сделала, как приказала аббатиса, держа сосуд так, как держат ветку, готовую вспыхнуть в любой момент. Затем Мальвина наклонилась вперед и притронулась пальцами правой руки к моему лбу.

— Смотри в вино и думай, что это картина… картина… — странно, но голос ее все удалялся и удалялся от меня. Я смотрела в кубок и видела в нем уже не темную жидкость. Мне казалось, что я смотрю в огромное, безграничное черное зеркало, висящее в пустоте. Оно не было блестящим, как обычное зеркало. Черная поверхность подернулась туманом. Его струйки постепенно образовывали смутные шевелящиеся тени. Я увидела круглый блестящий шар и в нем то, что было мне знакомо — грифона, отливающего белым блеском. Сначала шар был большим — он занимал все зеркало. Потом он начал быстро уменьшаться, и я увидела, что он прикреплен к цепи. Цепь держала рука, и шар вращался. Грифон то поворачивался ко мне, то отворачивался. Во мне росло убеждение, что этот шар имеет огромное значение для моей жизни.

Теперь он стал уже совсем маленьким и рука, держащая его, тоже стала уменьшаться. Вскоре появилось тело, которому принадлежала эта рука. Я увидела мужчину. Лицо его было повернуто в другую сторону и я его не видела. На нем была надета кольчуга, прикрывающая горло, на поясе висел меч — и никаких эмблем, по которым я могла бы опознать, к какому роду он принадлежит. Ничего, кроме загадочного шара. Затем мужчина ушел, как будто его кто-то вызвал. И зеркало вновь стало темным и безжизненным.

Рука Мальвины отошла от моего лба, и когда я подняла на нее глаза, то увидела, что лицо её побледнело. Поэтому я быстро поставила кубок на землю и отважилась взять ее руки в свои, чтобы помочь. Она слабо улыбнулась.

— Это требует немало сил, а они у меня на исходе, но я обязана была это сделать. Скажи, дочь моя, что ты узнала?

— Разве ты ничего не видела? — удивилась я.

— Нет, это было только для тебя.

Я рассказала обо всем, что прошло передо мной: о грифоне, заключенном в шар, и о человеке в боевых доспехах, который держал шар. И закончила словами: