Артур Кларк - Сад Рамы

Когда мы вышли на берег Цилиндрического моря, световая феерия была уже в полном разгаре. Многоцветные огненные дуги в течение примерно часа перепрыгивали со шпиля на шпиль, освещая их. Даже малышку Симону заворожили длинные желтые, голубые и красные полосы, радугой танцевавшие между рогами. А когда зрелище прекратилось, мы включили фонарики и отправились к дому.

Через несколько минут наш оживленный разговор был нарушен далеким пронзительным криком — это была, без сомнения, одна из тех птиц, что некогда помогли нам с Ричардом спастись из Нью-Йорка. Мы остановились и прислушались. Птиц мы не видели с тех пор, как вернулись на остров, чтобы предупредить раман о грядущем ядерном нападении, и, естественно, мы с Ричардом разволновались. Он несколько раз ходил к их обиталищу, но на его крики шахта отвечала молчанием. Как раз месяц назад Ричард предположил, что птицы, наверное, совсем оставили Нью-Йорк, но сейчас звук явно свидетельствовал, что хотя бы кое-кто из наших друзей все же остался.

Буквально через какую-то секунду, — мы не успели еще обсудить, следует ли пойти посмотреть, что там делается, — до нас донесся звук не менее знакомый и чересчур громкий, чтобы можно было считать себя в безопасности. К счастью, щетки шелестели, не отрезая нам пути к подземелью. Крепко прижав к себе Симону, я припустила домой, дважды чуть не ударившись в темноте о стены зданий. Последним финишировал Майкл — к тому времени я уже успела открыть и решетку, и крышку.

— Их там несколько, — едва выдохнул Ричард, когда со всех сторон нас окружили звуки движения октопауков. Он посветил фонарем: вдоль улицы, уходившей к востоку, свет выхватил два темных объекта, приближавшихся к нам.

В обычное время через два-три часа после ужина мы отправляемся спать, но сегодняшний день оказался исключением. Световая феерия, птичьи крики, появление октопауков добавили всем энергии. Мы говорили и говорили. Ричард был убежден, что вот-вот случится нечто важное. Он напомнил нам, что маневру возле Земли также предшествовало представление в Южной чаше. Тогда, вспомнил он, все космонавты «Ньютона» сошлись на том, что подобный спектакль служил оповещением или, быть может, сигналом тревоги. Что же предвещает нам сегодняшнее сияние? — гадал Ричард.

Для Майкла, впервые оказавшегося внутри Рамы и еще не встречавшего здесь ни октопауков, ни птиц, событие имело колоссальное значение. Только глянув на чудищ, что, изгибая щупальца, ползли к нам, он получил известное представление о том ужасе, который в прошлом году выгнал меня и Ричарда по шипам из шахты в логове пауков.

— Может быть, октопауки и есть рамане? — осведомился Майкл и продолжил:

— Тогда зачем бегать от них? Их техника настолько выше нашей, что они и так способны сделать с нами все что угодно.

— Октопауки здесь пассажиры, — быстро отозвался Ричард. — Как и мы сами, как и птицы. Это, наверное, октопауки решили, что мы и есть рамане, а вот птицы — действительно загадка. Они, безусловно, не умеют передвигаться в космосе. Как тогда они попали на борт? Или они входят в исходную экосистему Рамы?

Я инстинктивно прижала к себе Симону. Столько вопросов… А сколько ответов? Мне представился бедный доктор Такагиси, словно чучело акулы или тигра украшающий собой музей октопауков. Я невольно поежилась и негромко проговорила:

— Если мы здесь пассажиры, то куда же мы направляемся?

Ричард вздохнул.

— Я тут уже посчитал кое-что. К сожалению, результаты не радуют. По отношению к Солнцу мы движемся очень быстро, но относительно ближайших звезд наша скорость просто смехотворно мала. Если траектория не изменится, мы вылетим из Солнечной системы в сторону звезды Барнарда, а через несколько тысяч лет окажемся в ее системе.

Симона заплакала. Было поздно, и она устала. Я извинилась и отправилась в комнату Майкла покормить ее. Мужчины тем временем перебирали на экране картинки видеодатчиков, пытаясь выяснить, что все-таки происходит. Симона ела плохо, дергала грудь, однажды даже сделала мне больно. Я не привыкла к такому — обычно она ведет себя очень тихо.

— Ты испугалась, детка, — сказала я ей. Мне приходилось читать, что младенцы способны ощущать эмоции взрослых. Возможно, это и на самом деле правда.

Я не могла расслабиться, даже когда Симона покойно уснула на полу — на расстеленном одеяльце. Что-то твердило мне, что события нынешней ночи начинают новую стадию нашей жизни на Раме. Расчеты Ричарда не радовали: неужели Рама действительно тысячу лет будет плыть сквозь межзвездную пустоту? Какая нудная жизнь ждет Симону. И я начала молиться… раманам или Богу, чтобы наше будущее изменилось. Моя молитва было очень проста. Я просила одного — чтобы мой ребенок имел возможность прожить более яркую жизнь.

28 мая 2201 года

Сегодня ночью снова слышался долгий свист, сопровождаемый пышным зрелищем в Южной чаше Рамы. Я не ходила смотреть, на этот раз решив остаться в подземелье вместе с Симоной. Майкл и Ричард никого из прочих обитателей Нью-Йорка не встретили. Ричард сказал, что зрелище продлилось примерно столько, сколько и в первый раз, но общая картина претерпела значительные изменения. Майклу показалось, что основное различие заключалось в цветах. С его точки зрения, на сей раз доминировал синий, а два дня назад желтый.

Ричард уверен, что любимое число раман — три: все, что бы они ни делали, рамане повторяют трижды, а значит, с наступлением вечера нас ждет новое представление. Дни и ночи на Раме теперь примерно равны двадцати трем часам. Такое состояние Ричард именует раманским равноденствием, и четыре месяца назад мой гениальный муж предсказал его в альманахе, переданном мне и Майклу; следовательно, третий спектакль ждет нас через два земных дня. Все мы надеемся, что сразу же после него начнется нечто необыкновенное. На этот раз погляжу, если не будет опасности для Симоны.

30 мая 2201 года

Четыре часа назад наш огромный цилиндрический дом вдруг начал ускоряться. Ричард настолько возбужден, что едва может сдержаться. Он убежден, что под приподнятой поверхностью Южного полуцилиндра скрывается двигательная система, которая использует принципы, выходящие за пределы самых бредовых мечтаний земных ученых и инженеров. Он все перебирает на экране показания видеодатчиков, держа в руке обожаемый переносный компьютер; время от времени, основываясь на видеоизображении, он вводит какие-то данные. А потом бурчит себе под нос, рассказывая нам, что делается с траекторией.

Все время той коррекции, которую Рама предпринимал, чтобы выйти на орбиту Земли, я провела без сознания на дне ямы и поэтому не могу сказать, так ли трясся пол в ходе первого маневра. Ричард уверяет, что те вибрации нельзя даже сравнить с этими. А сейчас ходить и то трудно. Пол просто прыгает вверх и вниз, словно бы рядом заколачивают сваи паровой бабой. С момента начала ускорения Симону приходится держать на руках. Она не хочет лежать ни на полу, ни в кровати, вибрации пугают ее. Только я одна рискую ходить с Симоной на руках, стараясь делать это крайне осторожно. Легко потерять равновесие и упасть — Майкл и Ричард уже падали по два раза, — и если я не сумею упасть благополучно, можно нанести Симоне серьезные повреждения.