Джо Холдеман - Бесконечный мир

Впрочем, как выяснилось позже, у противника на вооружении были свои боевые роботы – два танка, которые охраняли колонну грузовиков. Ту самую, уничтожить которую послали группу Джулиана. Но ни один из этих танков не доставил солдатикам никаких неприятностей. Оба танка погибли сразу же, как только выдали свое месторасположение стрельбой. Двадцать четыре автоматических грузовика тоже были уничтожены, после того как группа просмотрела их груз – боеприпасы и медикаменты.

Когда последний грузовик превратился в груду оплавленного метал лома, у группы еще оставалось четыре дня дежурства, и солдатиков перевезли вертолетом обратно в Портобелло, в базовый лагерь, и отправили в патрулирование. Патрулирование базового лагеря иногда бывало чертовски опасным занятием – лагерь пару раз обстреливали ракетами. Но большую часть времени здесь было спокойно. Впрочем, на скуку никто не жаловался – в конце концов механики заботились о собственной безопасности.

Иногда у меня уходила пара дней на то, чтобы расслабиться и переключиться на нормальную жизнь. В Портобелло было полно заведение пред назначенных как раз для того, чтобы помочь тебе развеяться. Хотя я обычно предпочитал приходить в себя дома, в Хьюстоне. Повстанцам ничего не стоило пробраться через границу в Панаму и прикинуться местными – а если кто-нибудь заподозрит в тебе механика, ты автоматически превращаешься в самую престижную мишень. Конечно, в Портобелло полным-полно других американцев и европейцев, но механиков все равно можно вычислить в любой толпе – бледные, издерганные, с поднятыми воротниками – чтобы прикрыть имплантат на затылке, или в париках – по такой-то жаре.

В прошлом месяце мы именно так потеряли одну из наших. Арли поехала в город за едой и кассетами. Какие-то головорезы стянули с нее парик, затащили в темную аллею, избили до полусмерти и зверски изнасиловали. Она не умерла, но и не выздоровела. Мерзавцы колотили ее затылком о стену, пока череп не треснул, и выковыряли имплантат. А потом они затолкали имплантат ей во влагалище и оставили Арли умирать.

Так что в этом месяце в группе было на одного человека меньше. Никто из новобранцев не подходил на место Арли, и неудивительно. Наверное, через месяц или два нас снова станет меньше – Саманта, ближайшая подруга Арли и даже чуть-чуть больше, чем подруга, в это дежурство мыслями была где-то далеко отсюда. Она ходила подавленная, расстроенная, вся какая-то заторможенная. Если бы нам досталось нормальное боевое задание, Саманта, может, и сумела бы встряхнуться и выкарабкаться из депрессии. Обе они, и Арли, и Саманта, были прекрасными солдатами – надо признать, для нашей работы они подходили получше меня. Но на патрулировании остается слишком много свободного времени для раздумий, а то задание с грузовиками – просто семечки, тупое упражнение в стрельбе. Любой летун мог управиться с ними в два счета, возвращаясь с какого-нибудь своего задания.

На дежурстве, пока мы были подключены в сеть, каждый из нас старался, как мог, поддержать Саманту. Но это оказалось не так-то просто. Естественно, ни она, ни Арли не могли скрыть от остальных, что испытывают друг к другу более чем дружеские чувства. Но обе девушки были достаточно хорошо воспитаны, чтобы этого стесняться, и они поощряли дружеское подшучивание с нашей стороны, чтобы сохранить свои непростые отношения в рамках приличий. Теперь, конечно, ни о каких шутках не могло быть и речи.

Последние три недели Саманта каждый день приезжала к Арли в оздоровительный центр. Кости Арли благополучно срастались, но в отношениях девушек появилась постоянная натянутость и неловкость – после тех повреждений, которые получила Арли, ей уже никогда не придется подключаться к солдатику, а значит, девушки никогда больше не будут так близки, как раньше… Н когда. За их искалеченные отношения Саманта страшно хотела бы отомстить повстанцам, но такой возможности не представилось. Пятерых повстанцев, замешанных в этом деле, разыскала полиция, и неделю назад их публично повесили на городской площади.

Я видел запись казни. Их даже не повесили, а медленно удушили удавками. И это в стране, в которой многие поколения до войны вообще не было такой меры наказания, как смертная казнь.

Наверное, после войны нам придется заново становиться цивилизованными людьми. В прошлом именно так всегда и происходило.

После боевого дежурства Джулиан обычно отправлялся прямо домой, в Хьюстон. Но только не в тех случаях, когда дежурство заканчивалось в пятницу. В этот день Джулиану приходилось слишком много бывать на людях, а к подобному общению надо было еще подготовиться – хотя бы сутки отдохнуть от дежурства. Когда механик подключен к сети, он с каждым днем становится все теснее связан с остальными членами своей группы. И когда ты отключаешься – на тебя обрушивается жуткое чувство безысходного одиночества, ты как будто один во всем мире – потерянный и жалкий, и нет никого рядом, чтобы помочь, поддержать. От этого прекрасно спасает денек-другой, проведенный наедине с самим собой – в лесной глуши или в толпе незнакомцев.

Джулиан по природе не был отшельником и обычно просто зарывался на пару дней в университетскую библиотеку. Но только не в пятницу.

Каждому механику полагались бесплатные билеты на любой самолет, и Джулиан, поддавшись внезапному порыву, полетел в Кембридж, штат Массачусетс, туда, где он работал над докторской диссертацией. Выбор оказался не слишком удачным – повсюду лежали кучи грязного мокрого снега, моросил противный мелкий дождь, было промозгло и сыро. Но Джулиан упорно решил исполнить то, что задумал – посетить все городские бары, которые сумеет вспомнить. В барах было до удивления много бестолковой зеленой молодежи.

Но Гарвард оставался Гарвардом, крыша по-прежнему протекала. Люди благоразумно предпочитали не пялить глаза на крепкого чернокожего мужчину в военной форме.

Не обращая внимания на дождь со снегом, Джулиан прошел пешком пару километров до своего любимого бара – старинного заведения под названием «Большая Медведица». Но бар оказался закрытым, и вместо старой вывески на окнах было наискосок намалевано «Багама!». Так что Джулиану ничего не оставалось, как развернуться и на закоченевших ногах потопать обратно к Площади. Он твердо решил не падать духом и надраться до бесчувствия.

На Площади был бар, названный в честь Джона Гарварда. Там давали девять сортов пива на разлив. Джулиан взял по пинте каждого сорта, методично осушил до дна все девять кружек и влез в такси, которое довезло его до аэропорта. Продремав в аэропорту шесть часов, на следующее утро Джулиан повез свое похмелье домой, в Хьюстон, навстречу восходящему солнцу.