Далеко не близко - Энтони Бучер

Я был в некоем пространстве… в пространстве бесконечной тьмы и влажного тепла. Музыка куда-то ушла. Я был в этом пространстве один, и само это пространство было живым, и своей очень влажной теплой темной жизнью оно вытягивало из меня все, что было моей собственной жизнью. И в этом пространстве рядом со мной был голос, голос, непрерывно кричавший: ‘Янм ибиль! Янм ибиль!’, и я, несмотря на всю стонущую, задыхающуюся настойчивость этого голоса, знал, что это голос Карины.

Тогда я был молод. Конец епископа, должно быть, выдался быстрым и милосердным. Но даже я, молодой и сильный, знал, что это пространство жаждало окончательного истощения моей жизни, что моя жизнь должна быть извлечена из тела, как тело было извлечено из своей шелухи. И я молился.

В те дни я не был человеком, склонным к молитве. Но я знал, что слова, которым нас учит Церковь, угодны Богу, и молился со всем рвением души об избавлении от этого кошмара Жизни-в-Смерти.

И я вновь стоял голый рядом со своей одеждой. Я посмотрел на граммофон. Пластинки там не было. Все еще обнаженный, я пошел в амбулаторию и приготовил себе успокоительное, прежде чем осмелился доверить пальцам застегивать одежду. Затем, одевшись, я вновь отправился в лавку торговца граммофонами. Там я купил все имевшиеся у него экземпляры этого дьявольского ‘Pater Noster’ и разбил их на его глазах.

Хотя я едва ли мог себе это позволить даже при своем относительном достатке, следующие недели я провел, прочесывая Лондон в поисках пластинок с этой записью. Я сохранил одну, и только одну; вы ее недавно слышали. Я надеялся, что иных не существует…

— …но, очевидно, — заключил доктор Вернер, — ваш мистер Стамбо смог раздобыть одну, да смилуется Господь над его душой… и телом.

Допив свой второй драмбуи, я заметил:

— Я большой почитатель вашего кузена. — Доктор Вернер вежливо устремил на меня взгляд голубых глаз. — Вы находите то, что удовлетворяет вас в качестве правды.

— Бритва Оккама[30], мой дорогой мальчик, — пробормотал доктор Вернер, ассоциативно поглаживая свои гладкие щеки. — Решение экономично учитывает каждый неотъемлемый факт проблемы.

— Но послушайте, — внезапно проговорил я. — Это не так! Хоть раз я вас подловил. Один ‘неотъемлемый факт’полностью опущен.

— Какой же?.. — проворковал доктор Вернер.

— Вы не могли быть первым человеком, подумавшим о молитве в том… в том пространстве. Естественно, епископ так и сделал.

Доктор Вернер помолчал. Затем в его глазах замерцало: ‘Милый мальчик, как же это глупо!’

— Но только я, — невозмутимо объявил он, — понял, что в этом… пространстве все звуки, подобно ‘Отче наш’, перевернуты. Голос непрестанно кричал: ‘Янм ибиль!’, а что это фонетически, как не ‘Люби меня!’ наоборот? Действенной была только моя молитва, поскольку лишь мне хватило дальновидности молиться наоборот.

Я позвонил Абрахамсу и сказал, что у меня появилась идея, поэтому могу ли я кое-что проверить в квартире Стамбо?

— Хорошо, — проговорил он. — У меня тоже есть идея. Встретимся там через полчаса.

Когда я пришел, в коридоре не было Абрахамса, но полицейская печать была сломана, а дверь приоткрыта. Я зашел и застыл на месте.

В первый момент мне показалось, что на полу все еще валяется одежда Стамбо. Но аккуратную серую штатскую одежду инспектора Абрахамса — без Абрахамса внутри нее — нельзя было спутать ни с чем.

Думаю, из меня вырвалось что-то ужасное. Я медленно перевожу взгляд с этого пустого костюма на дверной проем вдали и вижу там инспектора Абрахамса.

Он был в халате Стамбо, слишком коротком для него. Я уставился на его гротескную фигуру и на пародию на человека, висевшую у него на руке.

— Простите, Лэмб, — ухмыльнулся он. — Не мог устоять перед театральным эффектом. Давайте. Посмотрите на пустого человека на полу.

Я посмотрел. Одежда была сложена абсолютно с тем реалистичным, облегающим, высасывающим тело эффектом, который мы уже признали невозможным.

— Видите ли, — сказал Абрахамс, — я вспомнил пылесос. И парад Ассоциации торговцев.

На следующее утро я пришел в студию рано. Там не было никого из ‘Вариаций’, кроме Славко, и стояла относительная тишина, так что доктор Вернер просто смотрел на рукопись ‘Анатомии’, не добавляя к ней ни слова.

— Послушайте, — сказал я. — Во-первых, проигрыватель Стамбо не приспособлен для глубинных записей.

— Их можно проиграть даже на обычной машине, — невозмутимо заметил доктор Вернер. — Эффект получается любопытный — звук слабый и со странным эхо, которое может даже усилить мощь колдовских чар.

— И я посмотрел в его каталог, — продолжал я, — у него не было ни единой записи ‘Pater Noster’ Перголези.

Доктор Вернер расширил свои невероятно голубые глаза.

— Но, естественно, каталожная карточка должна была исчезнуть вместе с пластинкой, — запротестовал он. — Магия учитывает современное развитие.

— Подождите минутку! — внезапно воскликнул я. — Эй, да я блистателен! Об этом-то Абрахамс и не подумал. На сей раз я раскрываю дело.

— Да, мой дорогой мальчик? — мягко проговорил доктор Вернер.

— Смотрите: вы не можете воспроизвести глубинную запись задом наперед. Это не сработает. Представьте спираль канавки. Если вы поместите иглу во внешний конец канавки, она просто будет там трепыхаться — точно так же, как если вставить ей во внутренний конец канавки нормальной пластинки. Чтобы воспроизвести ее задом наперед, нужно некое переключение передач, которое заставило бы диск проигрывателя вращаться в обратном направлении.

— Но у меня оно есть, — ласково проговорил доктор Вернер. — И дает возможность проводить необычайно интересные эксперименты со звуком. Несомненно, у мистера Стамбо оно тоже было. Нечаянно переключить его достаточно просто; мистер Стамбо выпивал… Скажите мне: тот вращающийся диск, который вы видели… Он крутился по часовой стрелке или против?

Я постарался припомнить, и будь я проклят, если знал это. Мне казалось само собой разумеющимся, что по часовой стрелке; но если бы понадобилось поклясться… Вместо этого я спросил:

— Полагаю, у капитана Клатсема и епископа Клойстергемского тоже были переключения на вращение против часовой стрелки?

— Естественно. Еще одна причина его иметь для столь серьезного коллекционера, как мистер Стамбо. Видите ли, диски компании ‘Fonogrammia’, небольшой, малоизвестной фирмы, которая, однако, могла похвастаться несколькими превосходными исполнителями, работавшими с ней по