Человек в Высоком Замке - Филип Киндред Дик
— Как вам известно, вскоре нас посетит гость, мистер Бэйнс. В отношении традиционной культуры Востока он, по всей видимости, придерживается нордической идеологии. Можно попытаться изменить его взгляды с помощью китайской каллиграфии или керамики эпохи Токугава,[11] но наша задача не в этом.
— Понимаю, — кивнул Рамсей. На его красивом, по-кавказски смуглом лице застыло сосредоточенное выражение.
— Поэтому мы преподнесем ему какой-нибудь дорогостоящий предмет американской культуры.
— Ясно.
— Вы по происхождению американец, сэр, но почему-то постарались сделать свою кожу более темной. — Тагоми внимательно разглядывал юношу.
— Это загар от кварцевой лампы, сэр, — смущенно пробормотал Рамсей. — Говорят, от него повышается содержание витамина D. — Японец молча наблюдал за ним. — Уверяю вас, сэр, я… вовсе не порвал с культурой моего народа, я поддерживаю связи с родней…
— Продолжим, пожалуй, — сказал Тагоми секретарше, и та включила запись. — Обратившись к Оракулу, я получил гексаграмму двадцать восемь, Да-го. Хочу обратить особое внимание на неблагоприятную пятую черту. Комментарий гласит:
«На иссохшем тополе вырастают цветы.
Старая женщина получает служилого мужа.
Хулы не будет.
Хвалы не будет».
Оракул вполне определенно указывает на то, что мистер Чилдэн не предложит нам ничего подходящего. — Помолчав, Тагоми продолжил: — Посмотрим правде в глаза. Я не отношусь к знатокам американского искусства и не могу полагаться на свой вкус. Вот почему… — Он замялся, подбирая слова. — Вот почему — надеюсь, вы не в обиде на меня, мистер Рамсей — нам нужна помощь туземца. Вы согласны помочь?
Как Рамсей ни пытался, он не смог скрыть боль, обиду и гнев.
— Я задал Оракулу еще несколько вопросов, — продолжал Тагоми, не дожидаясь ответа, — но для этого ваше присутствие было не обязательно. — Рамсею это следовало понимать так: «Вам, бледнолицым «буратино», ни к чему быть в курсе всех наших дел». — Должен сказать, — продолжал Тагоми, — что на один из вопросов я получил весьма загадочный ответ, заставивший меня призадуматься. — Рамсей и Эфрикян ловили каждое его слово. — Вопрос относился к мистеру Бэйнсу.
Они кивнули.
— Ответом мне была гексаграмма Шен. Сорок пять. Ситуация, благодаря скрытому действию Дао, благоприятная. Начальная черта — «шестерка», вторая — «девятка». Вопрос был таков: «Будут ли успешны переговоры с мистером Бэйнсом?» И сильная черта на втором месте уверяла, что будут. Комментарий таков:
«Будь правдив, и тогда это будет благоприятствовать принесению незначительной жертвы.
Хулы не будет».
Вероятно, мистера Бэйнса удовлетворит любой подарок Торгового представительства. Но Оракул учел и тот скрытый смысл, который, как это нередко случалось, Тагоми почти безотчетно вложил в свой вопрос, поэтому ответ выглядел несколько туманным.
— Насколько нам известно, — продолжал Тагоми, — Бэйнс везет подробное описание новых способов литья под давлением, разработанных в Швеции. Если нам удастся заключить договор с его фирмой, мы сможем заменить пластмассами многие металлы, которых нам так не хватает.
Тихоокеания много лет убеждала Рейх оказать ей помощь в развитии химической промышленности. Но ведущие химические концерны Германии, такие как «ИГ Фарбениндустри», не спешили делиться патентами на производство полимеров. Рейх вполне устраивало, что Тихоокеания плетется у него в хвосте, отставая по части технологий лет на десять. Взлетавшие с космодромов Festung Europa[12] ракеты почти полностью состояли из жаростойких пластмасс — легких, но настолько прочных, что выдерживали удар метеорита. Ничем подобным Тихоокеания не располагала — японцам по-прежнему приходилось использовать природные материалы, такие как древесина и металлы.
От этих мыслей у Тагоми испортилось настроение. Он бывал на промышленных выставках и видел некоторые достижения германской науки, в том числе «DSS» — «Der schnelle Spuk»[13] — автомобиль, целиком изготовленный из синтетических материалов. Машина была продана за шестьсот долларов ТША.
Тагоми задал Оракулу еще один вопрос, о котором не полагалось знать «буратино» (а их немало работало в здании Торгпредства). Вопрос родился после того, как Тагоми получил шифрованную каблограмму из Токио. Секретные депеши поступали к нему нечасто и, в основном, касались интересов безопасности, а не торговли, тем более шифровки, состоящие из поэтических метафор. Тагоми не сомневался, что токийские власти опасались именно немцев, а не мнимых оппозиционных сил на Родных островах, ибо спецслужбы Рейха могли разгадать шифр любой сложности, но толкование поэтических образов представляло для них серьезную проблему.
Ключевая фраза «сними сливки с его молока» принадлежала «Переднику» — жутковатой песне, где были строчки: «Не все то золото, что блестит. Снятую с молока пенку легко перепутать со сливками». «Ицзин» только подтвердил этот совет. В толковании говорилось о человеке, который не соответствует своему окружению, поскольку он излишне резок и слишком мало внимания уделяет форме; но так как он честен, то найдет отклик.
Из этого следовал простой вывод: Бэйнс не тот, за кого себя выдает, и прибывает в Сан-Франциско не за тем, чтобы подписывать договоры о совместном производстве пластмасс.
Но как Тагоми ни ломал голову, он не мог понять, кто такой Бэйнс, на кого он работает и зачем летит в ТША.
В час сорок Роберт Чилдэн с огромной неохотой запер двери «Художественных промыслов Америки», остановил велотакси и велел отвезти его к «Ниппон Таймс Билдинг».
— «Ниппон Таймс», — повторил, как полагалось, китаеза-рикша и с трудом водрузил на багажник тяжелые сумки. Потом помог усесться Чилдэну, включил счетчик и закрутил педали.
Глядя на проплывающие мимо здания, Чилдэн испытывал раздражение и досаду. Весь день ушел на поиски вещи для клиента Тагоми. Чилдэну повезло — удалось найти отличный подарок, японец должен сменить гнев на милость. «Пока никто из моих заказчиков не остался недовольным!» — с гордостью подумал Чилдэн.
Он раздобыл идеально сохранившийся экземпляр первого номера комиксов «Тип-топ», выходившего в тридцатых годах. Забавный журнальчик, яркий образчик культуры «Американа», «Тип-топ» достался Чилдэну, можно сказать, даром. Но он прихватил и другие вещицы — не начинать же, в самом деле, с комиксов. Нет, сначала он раздразнит аппетит японца, а уж потом достанет из самой большой сумки обернутый бумагой кожаный футляр.
Радио китайца извергало популярные мелодии, соревнуясь в громкости с приемниками других веломобилей, легковых машин и автобусов. Чилдэн будто не слышал — привык. Не замечал он и огромных неоновых реклам на фасадах зданий. Такая же вывеска мигала по вечерам и над его магазином. А как иначе заявить о