Двое с Луны - Теодор Л. Томас
Фаулер, подняв глаза от устанавливаемого им телескопа, воскликнул:
— Взгляни-ка, Эл! — Он указал на озаренную мягким светом Землю, плывущую в расцвеченном звездами море черноты.
Они увидели западное полушарие, усеянное белыми облаками, и ослепительно сверкающее пятно в южной части Тихого океана, на широте побережья Перу, где отражался свет Солнца.
— Красиво, правда? — произнес Макинтош. — Я прямо-таки вижу Флориду, милое Орландо. Наверно, теперь дивно пахнут лимонные цветы. Знаешь, ночью все это даже прекраснее, чем днем.
Фаулер кивнул.
— Я вот о чем подумал: мы просто взяли и испортили добрую старую традицию.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, вообрази себе: парень с девушкой гуляют там внизу при лунном свете. Они вздыхают, они переполнены своей любовью и глядят на Луну. А теперь, когда они поднимают на нее глаза, то знают, что там наверху бегают двое эдаких слюнтяев. Тут уж вся поэзия пропадет.
— Еще бы! — Макинтош коротко рассмеялся.
Фаулер обвел глазами пейзаж и сказал:
— Да, правда, ночью все здесь кажется совсем другим.
Они смотрели на мрачную до жути картину. Как всегда, различались только оттенки серого цвета, но теперь тона были темные и зловещие. Резкий свет звезд и мягкое сияние Земли не бросали теней, но распространяли над грядой гор и призрачное свечение, и мглу. Трудно было понять, где кончалось видимое и начиналось воображаемое.
Фаулер пробормотал, прерывисто дыша:
— «Ночь полна видений страха».
— Как ты сказал?
— «Ночь полна видений страха». Это строка из какого-то стихотворения.
— Эти слова и в самом деле соответствуют пейзажу, — отозвался Макинтош.
Прошло несколько земных дней.
Фаулер и Макинтош были заняты астрономическими наблюдениями и делали контрольные анализы некоторых минералов, собранных в течение долгого дня. Они предпринимали небольшие вылазки поблизости от купола, но проб не отбирали. И обычно, находясь снаружи и бродя по лунной пыли, каждый в одиночку, каждый своей тропой, один из них окликал другого: «Как дела?», а другой отзывался: «Все в порядке, а у тебя как?» Беспрестанно и властно ощущали они потребность слышать человеческий голос.
Но однажды их охватила настоящая паника. Это случилось во время одной из вылазок. Астронавты находились на разных сторонах станции, их разделяло расстояние примерно в сто ярдов. Макинтош не заметил под ногами предательского углубления в пыли — неглубокую щель, почти доверху забитую светлым мучнистым веществом. Одна нога увязла в нем. Он пошатнулся и упал на спину. Нога согнулась в колене, но не согнула коленное сочленение скафандра. Удар от падения был несильный, но он громко отдался внутри скафандра. Пробурчав «Проклятье!», Макинтош сел и попытался освободить ногу. В телефонах послышался голос Фаулера:
— Мак, у тебя все в порядке?
— Да, — ответил Макинтош. — Я упал, но не ушибся. Все хорошо.
— Мак! — голос Фаулера прозвучал пронзительно. — Ты жив?
— Да, конечно же. Ничего особенного не случилось. Я только…
— Ради бога, Мак, ответь мне! — это был почти вопль, и в нем звучал ужас.
Страх заразителен. Макинтош выдернул ногу из щели, вскочил и пустился бежать к куполу, крича:
— Дон, что случилось? В чем дело, я иду! Что такое? — И, пока бежал, Макинтош слышал, как Фаулер непрестанно его зовет и молит ответить.
Обогнув станцию, Макинтош едва не столкнулся с Фаулером, бежавшим с противоположной стороны. Оба поскользнулись и, силясь удержаться на ногах, подняли вокруг себя облако пыли. Остановившись, они бросились друг к другу и соприкоснулись шлемами.
— Что стряслось, Дон? — воскликнул Макинтош.
— С тобой что стряслось? — раздался отрывистый, задыхающийся голос Фаулера.
— Я просто шлепнулся — вот и все. Я ведь крикнул тебе, что не ушибся. Разве ты не слышал?
— Нет! — Фаулер старался овладеть собой. — Я все кричал тебе и не получал ответа. Наверное, радио неисправно.
— Наверно. Твой приемник или мой передатчик. Пойдем домой, проверим их.
Вытерев пот с лица, Макинтош машинально поставил вскипятить воду, но тут же выключил чайник — во время лунной ночи электроэнергию надо было экономить, и поэтому потребление горячей воды свели до минимума. Вместо чаепития коллеги взялись проверять рации.
Сначала исследовали передатчик Макинтоша — не был ли он поврежден при падении. Сразу же выяснилось, в чем дело. Крошечная крупинка кремниевого ангидрида, попавшая в конденсатор, вывела из строя усилитель. Повреждение легко было устранить, и передатчик снова заработал. Надев скафандры, напарники опять вышли. Но перенесенное потрясение не так легко было забыть. И после этого, находясь снаружи, они никогда не выпускали друг друга из поля зрения.
Время шло. Все теснее смыкалось вокруг них беспредельное одиночество, исходившее от унылого ландшафта. Окружающая природа приняла образ живого существа, угрожающего, выжидающего, подстерегающего. Даже радиосвязь с Землей не доставляла прежней радости — голоса были всего лишь голосами, они как будто не принадлежали людям.
На Земле человек может находиться в глубоких дебрях непроходимых джунглей, но там всегда есть возможность встретить другое человеческое существо. Можно оказаться в одиночестве на отдаленном необитаемом острове и все же сохранить надежду, что на каком-нибудь судне, или челне, или самолете прибудет спаситель. Человек, приговоренный к пожизненному заключению, твердо знает, что за тюремными стенами находятся люди.
Но на Луне — полное и абсолютное одиночество. Там никого нет, и — что еще хуже — нет даже возможности появления человека. Никогда прежде двое людей не находились в таком положении. Разуму, невзирая на всю его способность приспособливаться к окружающей обстановке, пришлось проникнуть за ее пределы, чтобы воспринять реальность совершенной изоляции.
Медленно тянулась ночь. Однажды Макинтош и Фаулер расстилали неподалеку от купола грязную одежду, чтобы, как обычно, выдержать ее в течение трех часов в вакууме, прежде чем вытряхнуть и убрать, пока она снова не понадобится.
Фаулер выпрямился, с минуту пристально глядел на Землю, затем сказал:
— Мак, ты обедал когда-нибудь в вагоне-ресторане?
— Конечно, много раз.
— Помнишь, как старший официант рассаживает клиентов?
Макинтош подумал немного, потом ответил:
— Понимаю, что ты имеешь в виду. Он рассаживает их поодиночке. До тех пор, пока уже не останется пустых столиков; тогда он начинает сажать людей по двое.
— Совершенно верно. Он сохраняет иллюзию обособленности. Я думаю, люди и представления не имеют, как они нуждаются друг в друге.
— Мне кажется, ты не прав. Люди ведь странные существа.
Они улыбнулись друг другу сквозь пластины лицевых фильтров, хотя все равно было
