Нечистый дух - Сергей Владимирович Семеркин
Тем временем жизнь на планете Земля идет своим чередом: кто-то кричит в роддоме свое первое «агу», кто-то в реанимации испускает последний вздох, кто-то смотрит дуроскоп, кто-то читает книгу, кто-то выложил в сеть новый стих, кто-то сжигает личную переписку, кто-то перебирает струны на гитаре, кто-то играет на нервах своей второй половинки, кто-то подключает к буренке доильный аппарат, кто-то пилит бюджет, кто-то на шахте дает миру угля, кто-то прячет взятку в кубышку, кто-то двигает пешку на шахматной доске, кто-то перебазирует пушку с места стрельбы по противнику, кто-то молится за близких и дальних, а кто-то проклинает соседа, что сверлит стену перфоратором, кто-то запускает змея, а кто-то выпускает подросших мальков в реку, кто-то переживает расставание, а кто-то навёл последний лоск и с букетом в руках летит на первое свидание…
И в это время где-то на Зелёном лугу голая женщина с надеждой шепчет: «Бесплодная я, нечистый дух возьми меня!»
Обретение иконы и соль-бемоля
Купец-шельмец с прибыльной фамилией Доход-яга заказал нашей артели новые палаты справить. А чтобы возвести новые, старые надо поломать. И желательно не свои, а соседа, благо человек этот не-дельный погорел (в переносном смысле) на очередном укреплении рубля. Ну, мы-то смекаем, какое это укрепление случилось. Раньше такое дефолтом или деноминацией звали или ещё какими богомерзкими словами, а сейчас всё – шабаш, таких словес нельзя употре… это самое, короче. Обещал я отцу исповеднику не произносить матерных слов аж цельную седмицу – не меньше! Не выдержку, вестимо, но уговор – есть уговор. Так о чем бишь я? Ах да, о рубле… так укрепился болезный, что в три раза подешевел, не хворать ему и далече. Последние седмицы он постоянно укрепляется и так же, окаянный, перманентно – любо мне это слово заморское – дешевеет. Вот золотой рупь – тот крепок. Потому и за морем-окияном ходит бойко и у нас ценится. А бумажный – плюнь, да забудь! Бумажка только какашку подтереть, да и то срать-то с чего-то надо, а с голодухи много ли по-большому сварганишь? Значится сосед разорился в пух и прах и пошёл по миру с семьёй, а Доход-яга его халупу вместе с ветхими пристройками и выкупил за медный грош в базарный день. Такая рухлядь, что только разоряй. Ну, нас и нанял сровнять с землей-матушкой это непотребство архи-без-тектурное.
По рукам ударили в субботу, день для подряда не шибко фартовый, но уж больно купчику загорелось пораньше нас на дело намастырить. Силач наш Мигула на новый раскладец лишь мотнул глубоко похмельной головой и так чесночный дух из себя изрёк, что коротышку Кирилку снесло к забору, а я вовремя пригнулся. К Мигуле после пятницы лучше с подветренной стороны заходить – уж больно он много хреновухи и чеснока потребляет. О цене рядили и урядились – и в рублях и в натур-продукте. Слово дадено, нужно и работу на-гора выдать. Конечно, завсегда можно силу применить, а можно и ум. Чеканом всяк горазд махать, а ты покумекай сначала, глядишь, махать зря и не придётся. Покумекали – не на трезвую голову, разумеется. С четверти начали, а потом пошли думки больше и ширше… Решили поджечь, чтобы само сгорело и не париться. Чирк-пырк, огневой жидкостью хибару спрыстнули, красного петуха поднесли – он помаленьку забагрянился, заярился, забурел… смотрим, разгулялся так василиск, что чуть всю улицу не склевал, включая белокаменные палаты Доход-яги. Слава Богу – да святится имя его! – ветер переменился и шибко ливень зарядил, который и залил горло красному петуху. Утихло пламя лиходейское! Тут как тут примчались пожарные на красной колымаге с блестящими трубами-лейками. Эти огнеборцы завсегда обижаются, когда их пожарниками кличат. А по мне, что жук приползет, что пьяный пожарный с бляхой – разницы никакой. Ну и эти нажрались на положенный им оброк с местного люда, который они якобы от стихии спасли. Мы от них не отстали. Трубы то горели…
Ладно, проехали. Далее воскресенье на календаре нарисовалось – в церковь ходили, не работали. Работать грех в день воскресный. А в понедельник опохмелились и вышли пожарище разбирать. Тут и случилось это! Девчонка ростом в три локтя объявилась меж нами и как заверещит: «Икона там под землей!» и перстом место указывает. Бойкая такая, кличут Петроньей, от Петра камня имя сие что ли? Не ведаю. Мы её поначалу водой из лоханки окатили, чтобы работать не мешала. Охолонулась девчушка и скрылась с глаз сарафан сушить. Лиха беда начало. Явилась она снова уже с батюшкой Ануфрием, а его на все четыре стороны не попросишь, он внушительный, как шифоньер, и так кадилом по башке ухайдакать может, что рожа окривеет на всю оставшуюся недолгую жизнь. Оно нам надо? Ладно, шапки долой, очи долу опустили, внимаем. Ануфрий перекрестился и повелел копать, но дюже осторожно. Ладно, поплевали на ладони, копаем помаленьку. Тю – свет какой-то из чёрной золы и земли забил! Ну, то оклад оказался, а в нём икона. Цела! Пламя то её не тронуло. Не чудо ли?
Батюшка аж затрясся. Ибо на его околотке чудо, значим ему новую звезду на рясу примерять, а ещё митрополит Антоний вызовет, ухой накормит, да не просто ухой, а с кальвадосом, что на дворе иноки из яблок гнать научились. Но что мне местный служитель культа? Глаза мои завидущие больше лупоглазились не на лик Богоматери и младенца Иисуса Христа – да святятся они
