Хранители памяти - Максим Андреевич Далин
— Дин-Леа, — говорит. — Моё имя — Дин-Леа, Солнечный Луч. Ты очень добрый и мудрый бог, ты справедливо решил!
С того наш настоящий контакт и начался. Появилась у меня на маяке Диночка-Пятница.
* * *
Я решил так: раз уж она жрица — значит, ей надо привыкать к божественным чудесам. Я решил её научить готовить на моей кухне, командовать мехами — и вообще заниматься хозяйством. Это же традиционное женское дело? Ну вот, отличное занятие для жрицы.
Опять же, познакомить её с Пронькой. Он очень общительный — вот ему и будет с кем общаться, пока я работаю.
В общем, я думал, что у меня теперь сотрудник, товарищ и помощница.
Не думал, что до такой степени. Но не будем забегать вперёд.
Диночка меня спросила, можно ли ей снять часть ритуальных украшений — или надо всё время все носить. Конечно, я не стал её принуждать — и она сняла всю эту тяжеленную бронзовую сбрую. Я потом взвесил ради интереса, так почти на три килограмма потянуло. Оставила только бусики из оранжевых гладких камешков вроде сердолика. Эти никогда не снимала.
Я спросил:
— А это у тебя не ритуальные бусы, да? Твои личные бусы, особенные?
Она их погладила пальчиком:
— Это мне жених подарил, Брат Огня. Ещё до войны. Обычай не велит прямо давать девушкам подарки — и мне передал отец. А мама смотрела и улыбалась. Больше никого из них нет на свете, добрый бог, а бусы остались. Я думала: пусть я умру в них, так легче будет найти родные души в Долине Теней.
Тогда мне немного приоткрылось, насколько ужасные вещи Дина пережила. Я как-то не сразу это понял. Но постепенно до меня начало доходить.
До меня тогда вообще много всего дошло. Например, что Дина — не дикарка. Я потом себя сожрал с костями за этот человеческий снобизм: выходит, если ксенос похож на шимпанзе — то к нему подсознательно и относишься, как к шимпанзе… ну, может, как к неандертальцу, что ли. Вот ведь даже учёные решили, что у них — неолит! Почему — неолит-то?
Если Дина рассматривала у меня на кухне комбайн, гриль, микроволновую печку — и расспрашивала, как оно работает. И спрашивала, откуда берётся свет, если нет огня. И я, абсолютно обалдев, узнал: далонги понимают, что такое электричество! Во всяком случае, они представляют, как собрать статический разряд, если потереть кусочек застывшей смолы о козью шерсть. И ещё далонги понимают, что такое насос. И вообще — на удивление много понимают, даже чисто технических вещей.
А спокойное бесстрашие Дины было даже поразительнее, чем её представления о мире.
— Почему бы мне бояться тебя, добрый бог? — сказала она, когда я об этом спросил. — На свете предостаточно других вещей, которые вызывают страх. Я много дней провела, чувствуя, как смерть дышит холодом мне в шею — и её ледяную руку на своём сердце. Я помню, как это — и ничего похожего не чувствую в твоём доме. Да тебя не боится даже Глазастый!
Глазастым она обозвала Проньку. Для него сама Диночка стала доброй богиней — потому что с тех пор, как она поселилась на маяке, Пронька перестал жить в вольере. Дина научила его ездить на своём плече — и он ездил, держась за её одежду. И от нежных чувств перебирал ей волосы в поисках блошек. И издавал восторженные вопли, когда она его угощала.
Подозреваю, что Пронька полюбил Диночку гораздо сильнее, чем меня.
Узнав, что на маяке есть ванная комната и душ, моя новая подруга возлюбила купаться — и вполне легко справлялась с довольно сложным управлением системой гидромассажа. Еда с нашей кухни через некоторое время приобрела отчётливый фреонский колорит. Дину не смущало электронное кухонное оборудование — она вздыхала только, что нет хороших пряностей, а те, что есть, то слишком жгучие, то недостаточно ароматные.
— Весной я наберу трав в горах, — говорила она. — А пока тебе придётся есть то, что у нас есть, Еф-Мин.
Как я ухитрился превратиться из Брата Огня в Старшего Братца — я так и не понял. Но я сам звал её Диночкой — мы были квиты.
Я думаю, это случилось, когда Дина догадалась, что я не бог. Но она не сразу сказала мне об этом. Она просто с удовольствием меня кормила, как кормят друзей, а не богов — без всякой ритуальной торжественности. Дня через три она, мне кажется, перестала даже сомневаться в моей природе — и вот тогда её взгляд стал внимательнее и острее.
Например, мехи, которые сначала не удивляли Дину совсем, начали сильно её удивлять.
— Они ведь совсем неживые, да? — спросила Дина, наблюдая, как уборщик пытается что-то вымести и высосать из угла, но никак не сообразит, как подступиться к соринке. — Как же они понимают слова и отличают мусор от немусора?
— Так божественной волей же, — сказал я.
А Диночка сощурилась и прикусила губу — я понял, что ей страшно хочется хихикать.
И мне стало жаль, что я не всё могу объяснить. Потому что, будь у меня диплом контактёра, ей бы, наверное, было намного легче освоиться. Впрочем, кажется, она и без моей неловкой помощи впитывала информацию с невероятной скоростью.
Она поразительно адаптировалась, Диночка-Пятница. И ей всё было интересно.
А я по-прежнему очень хотел потрогать далонга — и сказал Дине об этом прямо. Сказал, что не имею в виду ничего дурного — она ж сама придумала называть меня Старшим Братцем. Просто у неё такие роскошные косы — интересно узнать, каковы они на ощупь.
— Знаешь, что, грозный бог? — сказала Диночка с некоторым даже ехидством. — Мне, может быть, тоже интересно. Кошке может быть очень интересно, что за существо такое верблюд.
— Ага, — сказал я, наплевав на все попытки играть по правилам Фреоны. — Я не далонг, я человек. Родом из далёких мест, там мой дом.
— Ты очень похож на бога, — щедро сообщила Диночка. — Но для тех, кто не живёт с тобой рядом. А мы с Глазастым точно знаем, что ты — такое же живое существо, как и мы с ним. Наверное, смертное. Во всяком случае, когда ты порезал палец, из ранки не сияние вырвалось, а потекла кровь. Только я никому и никогда об этом не скажу. Далонги не посмеют сделать гадость богу, но легко нападут на смертного, у которого в доме есть такие удивительные вещи.
— Ты не слишком высокого мнения о соотечественниках, — брякнул
