Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2 - Виктор Васильевич Ананишнов
О том, что когда-нибудь после них появится легенда, связанная с именем КЕРГЕШЕТА, они не ведали, но чтили какого-то Нардана – первого, кто якобы опробовал поле ходьбы, став на дорогу времени. Нардан при жизни выделялся строгостью и нетерпимостью к вольностям со временем, и иногда, появляясь среди ходоков поздних поколений, строго смотрит, правильно ли они ведут себя, проникая во время…
– Ладно! – Иван вздохнул полной грудью ароматный воздух, сбил со щеки комара и решительно направился к Солу, не обратившего на внезапно появившихся перед ним людей никакого внимания.
Толкачёв настроился на мгновенную реакцию в ответ на непредвиденные или угрожающие ему действия Сола. Он его не боялся, конечно, надеясь на свою сноровку и тренированность. Но кто его знает, как этот далёкий предок поведёт себя при контакте. Ивану столько наговорили о Соле, о его чудачествах и проделках, что он вынужден был придти к выводу: перед ним либо гений, либо идиот; но то, что Сол был незаурядной личностью, было бесспорным.
Памятуя обо всём этом, Иван подходил к нему со смешанным чувством любопытства и недоверчивости.
Сол как будто бы увидел Ивана или показал, что увидел, лишь за три-четыре шага до него. Взгляд его больших голубых глаз был чист, диковат и странен одновременно. Он не удивился, не изменил позы – ноги вразлёт и в упор пятками в откос возвышенности, – не перестал есть яблоки, доставаемые из-за спины, куда он бросал и отходы, но левая рука, отбрасывающая огрызки, привычно прикрыла отполированную рукоять увесистой дубинки, лежащей рядом с ним. Вены на руке вздулись ветвистой синевой.
Иван остановился. Надо что-то говорить, а то… – лихорадочно думал он, позабыв, что собирался сказать Солу в первую очередь, используя подсказку ходоков школы.
– Приветствую тебя, Сол!
Сол не ответил. Мало того, какой-либо интерес в его глазах пропал. Правда, он оставил в покое яблоки, но зато сунул в рот что-то другое. На его подбородок изо рта потекла коричневая жижа. Он смотрел и не видел Толкачёва. А тот с тоской думал о бездне, разделяющей его и представителя давнего, для разума неправдоподобного, поколения людей.
Чем он сейчас занимается? Знать бы!
Жаркое солнце щедро освещало и обогревало богатый край. Пенились купы буйной зелени, в воздухе и под ногами, в траве, – везде резвилась живность. Стрекотали кузнечики, пели птицы. Аромат трав, листвы, стволов и цветов пьянил и расслаблял.
А Сол тем временем всё так же сидел на пригорке и с отсутствующим видом механически жевал.
Присмотревшись, Иван в возвышении опознал гигантский муравейник, занимающий несколько квадратных метров по площади. Муравьи-страшилища со скрепку величиной уже с любопытством сновали у его ног, а некоторые не безуспешно пробовали своими острыми жвалами крепость его сапог.
Толкачёв, топая и шоркая ногами по высокой траве, чтобы сбить насекомых, вернулся к проводнику, в позе зрителя наблюдавшего за его действиями.
– Он что-то странное жуёт и сидит прямо на муравейнике. На приветствия не отвечает. Да и смотреть на меня не хочет. Сидит болваном.
Ходок с пониманием выслушал жалобы Ивана, кивая тяжёлым тюрбаном. Пояснил:
– Он бель-тэ жуёт. Белъ-тэ развивает ум и усыпляет муравьёв. Так многие лечатся, если болит спина или кости.
Они повернули головы к Солу и помолчали. Иван не знал, что делать дальше, словно упёрся в пыльный тупик.
– Что же теперь? – спросил у сопровождающего.
– Ждать надо. Он дожуёт и тогда, может быть, пойдёт куда-нибудь. А ты проследишь за ним, пока он не выведет тебя к своему мешку. Он далеко в прошлое ходит.
– К дьяволу наркоманов и пьяниц! – в сердцах по-русски высказался Иван, не обращая внимания как отреагировал ходок на его восклицание – тот не понял слов человека из будущего и недоумённо смотрел на него.
У Ивана было своё мнение о высказанном.
Будучи прорабом, он намучился с любителями и беленького, и красненького, искушавших слабых волей, обиженных и тех, кому некуда было девать время. На работе он с ними расправлялся всеми доступными ему методами: снижал тарифный разряд, дабы наказать рублём, вёл душещипательные беседы с родителями молодых рабочих, выставлял на общее позорище, добивался увольнения, в конце концов, тех, кому все предпринимаемые меры не шли впрок.
Но Сола не уволишь, не накажешь, не перевоспитаешь.
«И мешок свой, наверное, – неприязненно подумал Иван, – строить надумал, нажевавшись проклятого бель-тэ или ещё чего-то, известного только нынешним людям».
– Он встаёт, – предупредил ходок школы.
Сол встал – приземистый, коротконогий, широкий, сильный, как крепко сжатый для удара кулак. По-волчьи поворачивая головой, сонным взором окинул окрестность и медленно сошёл с муравейника. Круша травостой, двинулся к недалекой проплешине озёра или болотца, но, пройдя в перевалку всего несколько шагов, стал на дорогу времени.
Иван лишь успел на прощание махнуть рукой представителю школы ходоков и кинулся вдогонку за Солом.
Проницаемость у Сола была так себе, ниже средней, хотя он и был, по всем признакам, ренком. Он, тяжело и медленно ступая и, как будто, идя напролом, с треском вспарывал невидимую ткань времени, оставляя за собой крошево из часов, дней, лет и веков.
Горы недоступности ещё придвинулись к Ивану на четыре без малого тысячелетия, когда Сол вдруг остановился и, неторопливо потоптавшись на месте и обстоятельно осмотревшись, повернул к будущему.
«Бель-тэ нажрался, а соображает, – отметил Иван. – Петляет и след сбивает. Мастак!»
Теперь Солу, по-видимому, шлось значительно легче. Или кончился дурман от бель-тэ, или ему возвращаться из прошлого в своё настоящее было проще. Во всяком случае, темп движения убыстрился, а под конец даже случилась лёгкая пробежка – Сол перекати-полем бежал на коротких толстых ногах к только ведомой ему точке зоха.
Проявление в реальный мир было не из приятных. В каком-то предгорье. Шёл проливной дождь, зашторивший перспективу. Солу, судя по всему, такая встреча не понравилось: он поднял руки к небу и стал что-то кричать тучам, проносящимся прямо над его головой. Это была ругань, сводившаяся к перечислению уничижительных эпитетов. Затем он несколько раз становился на колени и грозил неведомо кому кулаками, и опять посылал проклятия тучам.
Дождь только усилился. И вскоре выкрикиваемые им слова стали увязать в сплошном потоке. Рядом с ним, и в
