Сергей Снегов - Люди как боги - 1 (редакция 1966 года)
Именно так я и выразился, когда мы прогуливались с Жанной и Андре по бульвару под пальмами и кипарисами. Жанна сорвала амариллис, кроваво-красный, с дурманящим запахом. Садовые амариллисы на севере, более мне привычные, не пахнут. Этот изнемогал, источая благовоние, два-три вдоха из его распахнутой чаши заставляли усиленно биться сердце.
— Глупая! — Андре забрал цветок у Жанны. — Если Охранительница не заботится о тебе, то позабочусь я. В твоем состоянии надо быть осторожней.
Я поинтересовался, что за состояние у Жанны. Она мало изменилась за два года, что мы не виделись.
Андре объяснил, что они ждут мальчика. Он показал синтезированный по формулам портрет их ребенка, каким тот будет в десять лет. Я поразился, до чего малыш походил на Андре — те же глаза, нос, подбородок. Оказалось, Жанна на четвертом месяце, и вчера, перед отлетом в Каир на концерт, Медицинская машина, обследовавшая Жанну, установила, когда будут роды, затем рассчитала и отпечатала будущий портрет сынишки.
— Вот генетический гороскоп Олега, мы хотим назвать его Олегом, — сказал Андре. — Чудный парень, не правда ли? Ты полюбуйся, какова степень его познавательных способностей, как высок индекс жизненной активности!
Индекс жизненной активности у малыша был на двадцать единиц выше, чем в свое время высчитали мне. И степень познавательных способностей незаурядна. Однако меня не так поразили способности их будущего сынишки, сколько его сходство с Андре. Все эти великолепные цифры, какими нас снабжают при рождении, не более, чем возможности: возможности нужно осуществить, чтоб они стали реальностью, а это штука непростая! Набор жизненных индексов, как они изложены в родовых паспортах, — потолок, до него надо еще дотянуться. А сколько людей проходит жизненный путь, не взяв возможную высоту. Пока человечество в целом ниже того уровня, какой ему внутренне присущ. Мы пока не дорастаем до себя, — вот беда нашего времени!
— Яркий пример неосуществленных возможностей — Павел Ромеро, — сказал я. — Разве у него не определили при рождении больших математических способностей? А он не терпит математики! Он любит одну историю!
— О тебе было вычислено, что ум твой критичен и насмешлив, — и разве это не так? — возразил Андре. — Ромеро — исключение. В Олеге же я уверен — он осуществит все, что предсказывают его генетические данные.
— Пока он лишь более похож на тебя, чем ты сам, ибо ты любишь менять свою естественную внешность.
Ты не прятался возле машины, когда Жанну просвечивали?
Они в голос запротестовали. Жанна надула губы. Она гордилась сходством своего будущего сына с отцом больше, чем его высчитанными заранее необыкновенными способностями. В природе женщин много необъяснимого. Достаточно сказать, что генетические гороскопы девочек осуществляются далеко не так точно, как гороскопы мальчиков.
— Роды, по расчету, будут нелегкими, — говорил Андре. — Жанне надо придерживаться строгого режима. Охранительница же, нерадивая, слишком редко одергивает мою неразумную жену!
— Охранительница, не сомневаюсь, исправно выполняет свои обязанности, а ты, как всегда, тревожишься попусту.
— С тобой временами неприятно спорить. Ты дотого логичен, что непереносимо. Рано или поздно ты женишься на Ольге, и вместо разговоров вы будете вычислять и обмениваться цифрами, как словами!
— Не смей! — сказала Жанна и обняла меня. — Эли — хороший, и я люблю его, а тебя нет. Я рада, что ты улетаешь надолго и оставляешь меня одну.
Слова Андре напомнили мне, что Ромеро обещал потолковать с Верой. Шел двенадцатый час. Я мог бы вызвать Веру по ее шифру. Не надо, решил я про себя, она подумает, что я упрашиваю ее.
Однако не прошли мы и двух шагов, как на аллее вспыхнул видеостолб и в нем загорелся силуэт Веры. Она сидела на диване и улыбалась мне. Я видел люстру и цветы справа, остальное терялось во тьме меж цветами и картинами. Слева от Веры кто-то стоял, мне показалось, что это Ромеро, но Вера поняла, куда я смотрю, и освещенное пространство сузилось, охватывая лишь ее.
— Брат, — сказала . Вера, — ты мог бы по приезде на Землю явиться ко мне.
— У меня были дела по командировке, — сказал я. — И я не знал, что на вашей суматошной Земле стало модой ходить в гости.
— Ты мало изменился, Эли, — заметила она.
— Другие находят, что я очень изменился, — отозвался я.
Улыбка ее погасла. Она пристально, словно не веря, что это я, всматривалась в меня. Она раздумывала обо мне, чтоб не совершить ошибки. Такой я ее знал всегда — порывистой, резкой, но всегда справедливой.
— А теперь ты хочешь лететь на Ору?
— Разве запрещено человеку хотеть, что вздумается?
— Не все желания осуществляются, Эли.
— Я уже это изучал в курсе «Границы возможного» и, кажется, получил за благоразумие высший балл — двенадцать.
— Боюсь, твоего благоразумия дальше экзаменов не хватило.
— Я часто огорчался своему благоразумию на экзаменах.
Она засмеялась. Я люблю ее смех. Никто так не умеет смеяться, как Вера. Она словно освещается при смехе.
— Тебя не переговоришь, брат. Завтра вечером приходи. Обстоятельства стали другими, и, возможно, твое желание осуществится.
Я не успел ни поблагодарить, ни узнать, почему обстоятельства стали другими, — видеостолб погас. Андре в восторге пожал мою руку: — Итак, ты едешь с нами, Эли! — Вера сказала: возможно.
— Если Вера говорит: возможно, это значит — наверно!
Жанна тоже поздравила меня, но по-своему. Она сказала, что двумя сумасбродами на Земле станет меньше, а она устала от сумасбродств. Потом она прислушалась к себе.
— Охранительница требует, чтоб я легла, Андре.
Не понимаю, почему такая спешка, еще нет двенадцати.
Андре схватил нас с Жанной под руки.
— Немедленно в гостиницу! Я могу объяснить, что случилось. Ты сегодня чувствуешь себя хуже, но не знаешь этого, а Охранительница на то и Охранительница, чтобы все знать о нас.
Мы прошли в их номер. Жанна удалилась в спальню, а я вышел на балкон.
Внизу лежал спящий Каир, над ним раскинулась звездная полночь.
9
Может, я сентиментален, но у меня все внутри замирает, когда я остаюсь один на один со звездным небом. Наших пастухов-предков охватывал страх при виде Вселенной, сверкающей на них тысячами бессмертных глаз, меня же охватывает восторг. Они и понятия не имели, как неисчислимо велик раскинувшийся вокруг мир, и все же ощущали себя исчезающе малыми перед лицом звездного величия. Я отлично знаю, сколько десятков и сотен парсеков до каждой из ярких звезд, но не чувствую себя ничтожным перед их грозной отдаленностью и громадой. Это блажь, в ней неудобно признаваться, но мне всегда хочется протянуть руки далеким мирам, так же вспыхивать и менять свой блеск, так же кричать, кричать во Вселенной сияющим криком!..
— Что с тобой? — спросил Андре, выйдя на балкон. — На тебе лица нет.
— Любуюсь небом — ничего больше.
Он сел в кресло и, тихо покачиваясь, тоже засмотрелся на звезды. Вскоре и у него стало странно восторженное лицо, как и у всех, кто делается сопричастен величественности мироздания.
Звездная сфера медленно вращала светила вокруг невидимой оси. Небо, бархатно-черное, было почти над головой, протяни руку — дотронешься до звезды! На севере, у горизонта, сверкала Большая Медведица, в зените горел исполинский Орион, неистово пылал Сириус, а пониже, тоже чуть ли не у горизонта, торжественно вздымался Южный Крест, в Киле полыхал багрово-зеленый костер Канопуса. Воздух был так прозрачен, что я легко различал светила седьмой величины, а от жгучего блеска нулевых и отрицательных глазам становилось больно.
Андре тихо проговорил:
— А там, в безмерных провалах Вселенной, мы будем тосковать по родной Земле. Знаешь, Эли, я иногда думаю о людях, которые улетали в космос до того, как был применен эффект Танева. Рабам жалких досветовых скоростей, им не хватало их маленькой жизни на возвращение, они знали это — и всё же стремились вперед.
— Ты хочешь сказать, что они были безумцы?
— Я хочу сказать, что они были герои.
Внизу тихо шумели листья пальм и акаций, всегда недвижные кипарисы вдруг забормотали жесткими ветвями. Я закрыл глаза, улыбаясь. Прямо на меня низвергался оранжевый глаз разъяренного небесного быка — Альдебарана. Двадцать один парсек, шестьдесят пять световых лет разделяли нас. Где-то там, в стороне Альдебарана, летела невидимая искусственная планета — Ора.
— Четыреста двадцать лет назад в пространстве затерялись Роберт Лист и Эдуард Камагин с товарищами, — задумчиво сказал Андре. — Может, и сейчас их корабль несется шальным небесным телом, а мертвые космонавты сжимают истлевшими пальцами рукояти рулей. Как же страдали эти люди, вспоминая маленькую, зеленую, навеки недостижимую Землю!
