Николай Соколов - Ариасвати

— Я нашел эти таблицы в таком месте и при таких условиях, что древность их для меня не подлежит сомнению. Наконец, даже вопрос не в этом, а в том, на каком языке написаны эти таблицы.

— Позвольте, милостивый государь: предоставьте науке постановлять и разрешать вопросы. Вы сами не есть специалист и следовательно не имеете нужной для этого компетентности. Предварительно необходимо нужно определить древность этой таблицы.

— Но, господин профессор, мне этого вовсе не нужно!

— Что же вам в таком случае нужно, милостивый государь?

— Я пришел затем, чтобы узнать от вас, на каком языке писана эта таблица.

— Та, та, та… Вы, русские, всегда хотите открывать Америку, не имея вовсе понятия об искусстве мореплавания.

— Таким образом я должен заключить, что вы не можете мне помочь…

— Не можете помочь! Я не могу помочь? Я должен вам сказать, что вы много позволяете себе, милостивый государь!

— По крайней мере вы не желаете…

— И в этом вы ошибаетесь. Я желаю только, данный вопрос рассмотреть правильно и всесторонне. Знаете ли вы, что такое есть метод в науке? Правильный метод в науке есть все, милостивый государь, — все и больше ничего!

— Я с вами совершенно согласен, г. профессор. Но это вопрос общий. Мне же нужно знать только одно: что это за письмена? На каком языке написаны эти таблицы? Какой народ употреблял подобный алфавит?

— Ну вот, ну вот — вы сами себя побиваете! Вы хотите знать: какой народ это писал, какой это язык? Хорошо. Но есть народы древние и есть народы новые, есть древние языки и есть новые языки. В каждом веке живет какой-нибудь особенный народ, который в следующем веке уже не живет, в каждом веке преобладает какой-нибудь язык, например, в древности — халдейский и египетский, потом греческий и латинский, наконец — французский, английский, немецкий. Назовите мне только время и я буду называть вам народ, который тогда имел жить и какой язык тогда был употребляем. Как же вы хотите это узнавать, не определяя древности происхождения таблицы?

Андрей Иванович начинал сердиться.

— Мне кажется, — сказал он с досадой, — для того, чтобы определить, на каком языке рукопись, нужно только рассмотреть ее внимательно. Этого будет вполне достаточно, чтобы решить, знаком этот язык исследователю или нет, может он на нем прочесть что-нибудь или не может.

— Ну, да… конечно… Это можно и так… Но я стою за правильный научный метод.

— Я желал бы знать, г. профессор, знаком ли вам алфавит, которым писана эта таблица?

— Хорошо. Я буду смотреть, если вы этого хотите.

Почтенный академик пробежал несколько раз глазами по таинственным письменам таблицы. Глубоко вырезанные буквы размещались красивыми правильными строчками и то стояли отдельно одна от другой, то смелыми завитками переплетались в особые группы, ясно давая понять, что они означают отдельные слова, — но ни в отдельных буквах, ни в группах не было ничего знакомого г. Кноблауху. Андрей Иванович пристально следил за выражением лица академика.

— Что вы думаете об этом, г. профессор? — спросил он, заметив, что на лице Кноблауха наконец уже вполне определенно выступило выражение недоумения.

— Что я думаю? — ответил медленно Густав Богданыч, поднимая брови и пожимая плечами с самым безнадежным видом. — Я думаю, что это есть или просто узор, или… или… ну, наконец, игра природы…

— Но, г. профессор, что это не узор, можно видеть уже из того, что симметрия, составляющая основание каждого узора, здесь совершенно отсутствует.

— Ну, тогда это… это есть игра природы…

— Помилуйте, какая же тут игра природы! Разве с первого взгляда не видно, что это дело рук человеческих? Посмотрите, какая тщательная, красивая резьба! Сейчас видно, что это работал искусный, опытный гравер.

— В таком случае это… это есть мистификация.

— Мистификация?

— Да, да, просто мистификация. Это есть тысяча первый пример издевательства над наукою.

— Но какая же цель в этой мистификации? Что мне за интерес вас мистифицировать?

— Я не обвиняю в этом именно вас. Весьма возможно, что вы сами есть жертва.

— Хорошо, г. профессор, оставим этот вопрос… Хотя забавно допустить, что нашелся чудак, изрезавший несколько сот таблиц только ради мистификации… Ясно одно, что эти письмена настолько незнакомы вам, г. профессор, что вы готовы их считать или узором, или игрою природы?

— Да, если это не есть мистификация.

— В таком случае, не будете ли вы так любезны, г. профессор, не укажете ли мне какого-нибудь из ученых сотоварищей ваших по академии, кто мог бы мне помочь прочитать эти таблицы?

Академик задумался.

— Нет, — сказал он после некоторого молчания, — я но могу указать вам никого из моих сотоварищей, кто вам прочитал бы эту таблицу. Г. Мандельштам превосходно знает восточные языки, например арабский, и в этом отношении я согласен уступить ему пальму первенства, но я не меньше его видал разных рукописей; г. Пипербауль есть отличный синолог; г. Нюулихштуль глубоко изучил классические древности; г. Глиствайль есть специалист по древнееврейскому и сиро-халдейскому языкам; г. Пимперле есть глубокий знаток иомудской литературы; наконец, господа Шафтскопф, Браунков, Думме и другие — все есть ученые специалисты, но в этом случае они могут сделать не более меня.

— Но, может быть, академики из русских…

— Да? Из русских? А те, которых я имел честь назвать, не из русских? Ну, обратитесь к русским. Желаю вам успеха… Они пишут, печатают и считают себя знающими. Они, может быть, прочитают здесь то, чего нет. Пожалуй, ваш ориенталист Семенов осмеливается утверждать, что сам Макс Мюллер есть не более, как шарлатан, ибо знания свои заимствовал из Journal Asiatigue, а Семенов был и в Индии, и на Цейлоне… Ну, обратитесь к нему. Но что меня касается, то я указал бы вам лицо, которое непременно помогло бы вам, но это лицо есть тоже немец.

— Будьте так добры, г. профессор, укажите, кто это именно.

— Ну, если вы этого хотите, я, пожалуй, скажу вам: это — знаменитый Карл Вурст, профессор в Иена… Знаете Иена? Его брат, профессор в Гейдельберге, Ганс Вурст, еще более знаменитый ученый, но он имеет другую специальность. Так вы запомните: господин Карл Вурст, профессор археологии в Иена. Обратитесь к нему: господин Карл Вурст. Если вам кто-нибудь может помочь в целом мире, то это есть господин Карл Вурст и — более ничего.

— Благодарю вас, г. профессор. Непременно воспользуюсь вашим советом.

— Да, да. Он поможет. Прощайте и сообщите, что вам будет говорить об этом господин Карл Вурст, ибо мнение такого ученого весьма интересно и поучительно.