Филип Фармер - Повелитель деревьев (Мемуары Лорда Грандрита - 10)

Укрытые туманом, некоторые из них становились на колени и осыпали нас дождем стрел. Они зарывались в грязь и стреляли оттуда, и вскоре весь холм ощетинился лесом воткнувшихся в землю стрел. Мы отступили и вновь сгрудились в оставленной противником траншее, едва не отдавив друг другу ноги.

Я сосчитал наших убитых и раненых — их было всего двое.

Муртаг и Паунчо решили обследовать окрестности и определить, по возможности, потери противника. Они насчитали десять трупов, но сказать, к какому лагерю они принадлежали, Девяти или Ивалдиру, было совершенно невозможно. Все убитые были одеты в гражданское платье, с яркo-желтoй полоской материи, у всех была защитная одежда, изобретенная Калибаном, кольчуга и корсет из пластика. Головы прикрывали точно такие же каски, как и у нас.

Гбампв, один негр из Центральной Африки, похвалявшийся, будто он является чемпионом в метании копья, помог мне разбросать по округе гранаты.

Они пронзили покрывало белой ваты, душившей нас отовсюду вспышками алого огня. Но установить, накрыли ли мы ими какую-нибудь цель, было невозможно. Единственным ответом на это был новый ливень стрел, которые усеяли всю землю и склон кургана вокруг нас.

Вдали раздался чей-то зов. Но из-за расстояния и тумана было не очень понятно, что именно кричат. На всякий случай я крикнул в ответ: «Пончо! Пончо!»

— Пончо, мой!.. — проревел чей-то голос. Последние его слова утонули в общем гвалте, в котором крики и проклятия переплелись с глухими звуками ударов бит и топаньем ног о размытую землю.

— Местные фермеры, наверное, уже давно висят на телефонах, — сказал Паунчо. — Готов держать пари, что взрывы слышны по ту сторону долины, в Амсбери. Это недалеко, милях в двух отсюда.

Он был прав. Местная полиция, видимо, давно ломала себе голову над тем, как объяснить все эти взрывы и падение напряжения в электрической сети и как связать все это с деятельностью британской секретной службы в районе Стоунхенджа. Но воля Девяти крепко запечатала их рты и связала руки.

Думаю, аналогичный приказ получили и войска, расквартированные в округе.

Очередная моя граната взорвалась точно посредине между точками попадания двух предшествующих. В ответ обрушилась новая волна стрел, не причинивших, правда, никому вреда. Вполне вероятно, я убил нескольких солдат, бежавших от нас из этой канавы, но с такой же вероятностью можно было предположить, что эти взрывы никого не задели, что неприятель держится настороже и лишь выжидает момент, чтобы насесть на нас основательно.

Справа вновь донесся глухой перестук сталкивающихся между собой импровизированных булав. По моему приказу все покинули курган. Я собирался провести отряд параллельно дороге до так называемого жертвенного камня, с внешней стороны кольца каменных столбов. Едва мы отправились в путь, как разом смолкли все звуки и над городищем вновь пала мертвая тишина.

На многие мили вокруг не было слышно ни единого звука, кроме шороха наших башмаков по подмерзшей траве и хлюпающие звуки подошв, отрываемых от липкой грязи. Мы шли по трое в ряд. Я возглавлял шествие, за мной шли Клара, Паунчо и Муртаг, дальше все расплывалось в серо-молочной дымке.

Туман стал настолько густым, что стоило мне сделать шаг чуть длиннее, чем у идущих за мной следом, как я тут же оказывался в одиночестве, отделенный от них тонкой, но непроницаемой для глаз завесой.

Когда, как я рассчитывал, мы были на полпути к жертвенному камню, я поднял руку. За моей спиной Клара, Паунчо и Муртаг повторили мой жест и так далее, пока не остановилась вся колонна. Кругом царила гробовая тишина.

Единственное, что удалось мне уловить, — это было нервное напряжение большого количества людей.

Повсюду вокруг нас неслышно и молчаливо перемещались солдаты, вытаращив от напряжения глаза, пытаясь уловить какое-нибудь движение в колышущейся вокруг пелене тумана.

Они шагали на цыпочках, напряженно вслушиваясь в тишину, в надежде уловить хоть какой-нибудь звук.

Как я уже объяснил во втором томе моих «Записок», слух и обоняние у меня были развиты гораздо сильнее, чем у обычного человека, но и я не мог различить ни одного звука и уловить хоть след какого-либо запаха, поглощаемых этой стелющейся по земле ватой. Мысленно я представил себе всех этих людей, которые, имей они возможность определить, где мы находимся, обрушили бы на нас град ударов своих дубинок и бит и задавили бы просто своей численностью.

Я вновь подал сигнал, и мы двинулись дальше. Но в то же мгновение, уловив едва слышный свист, происхождение которого, как доказало будущее, я сразу определил совершенно верно, я повернулся к отряду и приказал всем броситься на землю.

Не успел я прильнуть к липкой жиже, в которую превратилась поверхность этой равнинной низменности, как яркая вспышка света пронзила эту тишину, подбитую ватой. Как я догадывался, это должна была быть осветительная ракета, в конструкцию которой не входило ни одной металлической части.

Нельзя сказать, чтобы ночь превратилась в день. Но стало гораздо светлее. И в этом свете стали видны силуэты людей, сгрудившихся у выхода из кювета, огибающего жертвенный камень. Ракета выдала нам также присутствие еще одной группы людей, окруживших огромный наклонившийся гранитный блок, так называемый Камень Талона (хотя только Богу известно, откуда пошло это название), который вознесся на высоту четырех метров восьмидесяти сантиметров над самым краем дороги.

Кроме того, ближе к нам располагались еще с десяток людей, играющих роль авангарда, по-видимому. Ни один из них не подал обусловленного сигнала, о котором мы договаривались, подразумевая тот случай, когда видимость станет нормальной.

Теперь все увидели друг друга: и мы врагов, и враги то место, где мы залегли.

Мы выпустили два залпа по расположившимся перед нами отрядам, которые тоже ответили нам стрелами. Затем наступила сумятица рукопашного боя. В самом сердце туманного облака, упавшего на Стоунхендж и окружающие его земли, расцвели огнем фейерверка алые бутоны взрывов мощных гранат Калибана. Впереди, сзади, справа, отовсюду неслись крики людей, сошедшихся в яростной схватке.

И опять резко и внезапно установилась тишина, нарушаемая лишь стонами и хрипом раненых и умирающих. Уцелевшие заставляли их замолчать, закрывая им рты руками и поспешно вводя наркотики, избавлявшие тех от страданий. Думаю, в этот момент все занимались одним и тем же, так как вскоре уже не было слышно ни единого стона.

Ни звука, ни движения, ничего. Гробовая тишина.

Выждав немного, я бросил наугад одну за другой две гранаты подряд, которые взорвались с резким оглушительным хлопком. Раздались глухие крики, тотчас сменившиеся жалобными стонами. В ответ неподалеку взорвалось несколько гранат противника.