Клиффорд Саймак - Театр теней: Фантастические рассказы

—   Да что я, живого человека от покойника не отличу? — огрызнулся Буян.

Джонс и Уэбстер скончались ночью. Буяна Уоррен отыскал поутру — тот скорчился возле холодной как лед плиты, а рядом валялось пустое ведро от самогона. Поначалу Уоррен думал, что кок просто пьян до бесчувствия, но потом разглядел симптомы болезни. Ухватив его под мышки, Уоррен дотащил Буяна до койки, с трудом взгромоздил на нее и отправился за капелланом.

Тот на кладбище работал лопатой, и руки его покраснели от стертых до крови мозолей.

—   Тут неглубоко,— проговорил священник,— но тела скроет. Я сделал для них все, что мог.

—   Буян слег,— сообщил Уоррен.

Слегка запыхавшийся от работы капеллан оперся на лопату.

—   Странно все-таки. Странно даже подумать, что он мог заболеть—такой большой, такой громогласный… Он казался оплотом силы.

Уоррен взялся за черенок лопаты.

—  Я закончу, если вы пока приготовите их. Я как-то не могу… Просто руки опускаются.

Капеллан вручил ему лопату и промолвил:

—   И все же любопытное дело с этим юным Фолкнером.

—   Вчера вы сказали, что ему чуть получше. Вам это не померещилось?

Капеллан покачал головой:

—  Я заглядывал к нему — температура упала, он пришел в себя.

И они уставились друг на друга, стараясь скрыть проблеск надежды, вдруг засветившийся у обоих в глазах.

—   Так по-вашему…

—   Ничего подобного,— возразил Барнс.

Но состояние Фолкнера с каждым днем улучшалось, и через три дня он уже смог самостоятельно сесть, а через шесть — стоял бок о бок с двумя другими у свежей могилы, где только что схоронили Буяна.

Теперь их осталось трое — трое из двадцати шести.

Капеллан закрыл молитвенник и спрятал его в карман. Уоррен взялся за лопату, а двое других молча смотрели, как он неторопливо, методично и старательно закапывает могилу: торопиться уже некуда. Наконец он бросил на холмик последнюю горсть земли и аккуратными хлопками лопаты выровнял его.

А затем, все так же молча, трое живых рука об руку зашагали вниз по склону, к белым шатрам палаток.

Они хранили молчание, будто вдруг осознали священный смысл тишины, повисшей над равниной, над лагерем и над этими тремя — из двадцати шести — уцелевшими.

—  Да нет во мне ничего особенного,— огрызнулся Фолкнер,—Я ничем не отличаюсь от остальных.

—  А должно быть,— настаивал Уоррен.— Вы же побороли вирус. Он поразил вас, но вы вышли из этой переделки живым. Должно же быть этому какое-то объяснение!

— Но вы-то двое даже не заразились! — возразил Фолкнер — Этому тоже должно быть какое-то объяснение.

—  А вот это еще неизвестно,— негромко заметил капеллан.

—   Мы все перебрали,— Уоррен сердито зашелестел страницами заметок.— Вытащили на свет все, что вы сумели припомнить,— разве что вы утаили нечто такое, что нам следовало бы знать.

—  Да зачем же мне что-то утаивать?

—   Вот ваша детская медицинская карточка,— продолжал Уоррен.— Все как обычно: корь, небольшой коклюш, простуды… боязнь темноты. Питание обыкновенное, нормальное отношение к учебе и общественным обязанностям. Все как и у любого другого — и все-таки где-то там таится разгадка. В том, что вы делали…

—   Или даже в том, что он думал,—подсказал Барнс.

—   А? — не понял Уоррен.

—   Те, кто мог бы нас просветить, находятся где-то на склонах этих пригорков,— растолковал Барнс,— Мы с вами, Уоррен, блуждаем на ощупь во тьме неведения. Медик, психолог — пусть даже экзобиолог или социолог — могли бы выудить отсюда нечто путное. Но все они мертвы. А мы с вами пытаемся проделать то, чему вовсе не обучены. Быть может, ответ у нас под самым носом, а мы его не видим.

—   Да знаю я, знаю! Просто мы стараемся сделать все, что в наших силах.

—   Я сказал вам все, что мог, — вмешался Фолкнер. Голос его звучал напряженно.— Все, что знаю. Я сказал вам такое, в чем при иных обстоятельствах нипочем бы не признался.

—   Мы знаем, дружок,— ласково откликнулся Барнс,— Мы не сомневаемся в вашей искренности.

—   Где-то,— стоял на своем Уоррен,— где-то в жизни Бенджамина Фолкнера кроется разгадка — разгадка, которая нужна всему человечеству. Что-то осталось незамеченным. Вы что-то упустили из памяти и не сообщили нам. А скорее всего, сказали, но мы не обратили внимания, не распознали ответ.

—   Или,— подхватил Барнс,— это мог бы определить лишь специалист. Может, это лишь странное своеобразие его организма или мышления. Какая-нибудь крохотная мутация, о которой никто и не подозревает. Или даже… Уоррен, помните, мы говорили о чуде?

—    Меня от этого уже мутит,— подал голос Фолкнер,— Вы целых три дня гоняете меня взад-вперед, прощупываете со всех сторон, задаете множество вопросов, разобрали по косточкам каждую мою мысль…

—   Давайте-ка еще раз пройдем последний отрезок,— устало выговорил Уоррен,— Когда вы заблудились.

—   Да мы проходили это уже сто раз!

—   Ну еще разок. Всего лишь раз. Итак, вы стояли на тропе и тут услышали приближающиеся шаги.

—   Да не шаги,— заметил Фолкнер,— Поначалу я не понял, что это шаги. Просто звуки.

—   И они вас напугали?

—   Напугали.

—   Чем?

—   Ну-у, темно, да еще заблудился и…

—   Вы думали о туземцах?

—   Ну да, время от времени.

—   А может, чаще?

—   Чаще,— согласился Фолкнер.— Наверное, все время думал. Пожалуй, с тех самых пор, как понял, что заблудился. В глубине души я постоянно о них помнил.

—   Но в конце концов поняли, что это шаги?

—   Нет. Не понял, пока не увидел туземца.

—   Только одного?

—   Только одного. Старика. Мех у него был совсем седой, а лицо пересекал шрам. В темноте шрам выглядел рваной белой полоской.

—   Вы уверены насчет шрама?

—   Да.

—   И насчет возраста?

—   Он выглядел старым. Весь седой, с головы до ног. Шел медленно, прихрамывая.

—   И вы не испугались?

—   Ну конечно испугался, но не так сильно, как ожидал.

—   И убили бы его, если б могли?

—   Нет. Убивать его я бы не стал.

—   Даже ради спасения собственной жизни?

—   Да, разумеется. Но я не думал об этом. Просто… ну, я просто не хотел с ним путаться, вот и все.

— Вы хорошо его разглядели?

—   Хорошо, да. До него было не дальше, чем сейчас до вас.

—   А вы бы узнали его, если б встретились снова?

—  Я узнал его…— Смутившись, Фолкнер умолк на полуслове,— Минуточку… Погодите минуточку.

Он потер лоб ладонью, и вдруг глаза его расширились.

—   Я видел его еще раз! Я узнал его. Тот самый.

—   Почему же вы не…— вспылил Уоррен.