Аркадий Стругацкий - Собрание сочинений: В 11 т. Т. 1: 1955–1959 гг.

Быков взглянул на Дауге, рассеянно перебиравшего шахматные фигурки, и ему стало стыдно. Достаточно того, что он стру сил тогда, перед стартом. Ведь самое страшное, что может произойти… Да почему что–нибудь вообще должно произойти?

― Новые шалости нашего возлюбленного пространства,― сказал, входя, Юрковский.― Как вам это нравится?

Совсем не нравится,― буркнул Дауге.― Перестань паясничать! Надоело… На Земле Краюхин с ума сойдет.

— Ну, за старика бояться нечего! Голова у него покрепче, чем у нас с тобой. Мне кажется, связь исчезла потому, что участок пространства, где мы сейчас находимся, так или иначе непроходим для радиоволн. Объяснить не берусь, но… Во всяком случае, на радиоаппаратуру сваливать нечего. И тем более на антенны.

— Фантазер! ― вздохнул Михаил Антонович.

— Видал? ― Юрковский указал на него пальцем.― Что ни пилот, то консерватор и скептик. Ничем их не проймешь. Даже фактами.

— Ну где ты видел, чтобы пустота не проводила радиоволн?

— До сегодняшнего дня ― нигде. А Ляхов видел. И я сейчас вижу, достопочтенный скептик. Тебя даже фактами не проймешь.

— Видишь?

— Вижу.

— Шиш ты видишь, Владимир Сергеевич!

— Я вижу шиш? ― с подчеркнутой вежливостью спросил Юрковский.

— Ага.

Юрковский повернулся на каблуках и пошел из каюты. На пороге он остановился:

― Рекомендую всем присутствующим подняться к входу в рубку. Вам, возможно, удастся услышать кое–что интересное.

Крутиков досадливо поморщился и снова полез в буфет за вафлей. «Фантазер, фантазер»,― бормотал он.

Но Дауге промолчал, а Быков в глубине души чувствовал, что прав, вероятно, все же Юрковский. Они поднялись по трапу до раскрытой двери рубки и присоединились к Юрковскому, сидевшему на ступеньке.

Из рубки доносился монотонный голос Богдана:

― Земля, Земля… Вэ–шестнадцать, почему молчите? Земля, Земля… Я «Хиус». Вэ–шестнадцать, почему молчите? Даю настройку: раз, два, три, четыре, пять…

Наступило молчание. Дауге и Быков переглянулись. Юрковский задумчиво поглаживал подбородок. Послышались щелчки каких–то переключателей. Богдан со вздохом сказал:

— Ничего, Анатолий Борисович. Тихо, как в могиле.

— Попробуйте снова на длинных волнах.

— Слушаюсь.

После минутной паузы Спицын заговорил снова:

— Ну хорошо, положим, что–нибудь не в порядке с антеннами. Но ведь такую радиостанцию, как на Седьмом полигоне, можно принимать прямо на корпус. Да и что могло бы случиться с антеннами? Ничего не понимаю! Ведь ни звука, ни шороха… Конечно, Ляхов прав. Это все наша скорость… Земля! Земля! Вэ–шестнадцать, почему молчите? Я «Хиус». Даю настройку: раз, два, три…

— Может быть, Юрковский прав и мы действительно провалились в какую–нибудь четырехмерную яму? ― сказал Ермаков.

Юрковский гулко покашлял. Ермаков подошел к двери:

— Вы все здесь?

— Здесь, Анатолий Борисович. Сидим, ждем.

— Что вы думаете по поводу этого?

— Я уже сказал, что я думаю…― Юрковский пожал плечами.

— Может быть, может быть… Но от всех этих искривленных пространств очень попахивает математической мистикой.

— Как угодно,― спокойно сказал Юрковский.― Мне это мистикой не кажется. Я думаю, легко убедиться, что это самая настоящая объективная реальность, данная нам в ощущениях.

— И еще как данная,― добавил Дауге. Ермаков помолчал.

— Где Михаил?

— В кают–компании, вафли лопает.

— Надо будет…

Радостный крик Богдана прервал Ермакова:

― Отвечают! Отвечают!

Все вскочили на ноги. Сухой, надтреснутый голос устало произнес:

― Я Вэ–шестнадцать. Я Вэ–шестнадцать. «Хиус», «Хиус», отвечайте. «Хиус», отвечайте. Я Вэ–шестнадцать. Даю настройку: раз, два, три, четыре. Три, два, один. «Хиус», отвечайте…

― Это Зайченко,― пробормотал Юрковский.

Богдан торопливо заговорил:

― Вэ–шестнадцать, слышу вас хорошо. Вэ–шестнадцать, я «Хиус», слышу вас хорошо. Почему так долго не отвечали?

Я Вэ–шестнадцать, я Вэ–шестнадцать,― не обращая, по– видимому, никакого внимания на ответ Богдана, продолжал Зайченко.― «Хиус», почему не отвечаете? Почему замолчали? «Хиус», отвечайте. Я Вэ–шестнадцать…

— Мы их слышим, они нас ― нет,― сказал Дауге.― Час от часу не легче. Ну–ка…

— Я «Хиус», слышу хорошо,― упавшим голосом повторял Богдан.― Я «Хиус», слышу вас хорошо. Вэ–шестнадцать, я «Хиус»…

— Я Вэ–шестнадцать, я Вэ–шестнадцать. «Хиус», отвечайте…

Прошел час. Тем же монотонным, полным безнадежного ожидания голосом Седьмой полигон вызывал «Хиус». Так же монотонно и устало отвечал Богдан. Седьмой полигон не слышал его. Пространство доносило до «Хиуса» радиосигналы с Земли, но не пропускало его радиосигналы. Ермаков неустанно расхаживал по рубке. Юрковский сидел неподвижно с закрытыми глазами. Дауге барабанил по колену костяшками пальцев. Быков вздыхал и гладил ладонями колени. В рубку, посасывая пустую трубочку, прошел Крутиков.

― Я Вэ–шестнадцать. «Хиус», отвечайте…

Что–то зашуршало и затрещало в эфире. Новый, незнакомый голос ворвался в планетолет, задыхающийся и хриплый голос:

― Хильфе! Хильфе! Сэйв ауа соулз! На помосч! На помосч!

Тэйк ауа пеленгз!

Юрковский торопливо поднялся. Замер, остановившись как вкопанный, Ермаков. Дауге схватил Быкова за руку.

— Хильфе! Хильфе! ― надрывался незнакомец.― Ин ту― три ауаз ви ар дан… Баллонен… На помосч! Кончается…― Голос потонул в неистовом треске и взвизгивании.

— Что это? ― пробормотал Быков.

— Кто–то гибнет, просит помощи, Алексей…― одними губами прошептал Дауге.

— … Координатен… цвай ун цванциг… двадцать два… Задохнемся… Цум аллее…

— Спицын, на пеленгатор, живо! ― приказал Ермаков.

— Есть!..

— Ауа пеленгз… тэйк ауа пеленгз… Унзерен пеленген…

— Немедленно идти к нему! ― крикнул Юрковский.

— Вопрос ― куда?

— Спицын, что у вас там?

После короткой паузы раздался изменившийся голос Спицына:

— Пеленг не берется!

— Как ― не берется?

— Не берется, Анатолий Борисович,― дрожащим тенорком простонал Спицын.― Сами убедитесь…

Не сговариваясь, не оглядываясь друг на друга, Юрковский, а за ним Дауге и Быков протиснулись в рубку. Быков заглянул через плечо Ермакова. Тонкая длинная стрелка медленно и вяло кружилась по циферблату, нигде не задерживаясь и слегка подрагивая на ходу. Юрковский выругался.

― Хильфе! Хильфе!.. На помосч… Тасукэтэ курэ! Наши пеленги…

Все растерянно глядели друг на друга. Богдан с остервенением крутил барабан настройки пеленгатора; щелкая рычажками, включал и отключал какие–то приборы. Взять пеленг не удавалось.