Кит Ломер - Ниточка памяти

Пошевелиться в любом из двух направлений теперь было почти невозможно. А если ждать, то потеряю гибкость, кроме того, неподвижность, отсутствие пищи и потеря крови совсем истощат мои силы. И в следующий раз мне не удастся даже повторить то, что я сделал, не говоря уже о большем. Лучшего времени не будет. Только сейчас.

Я собрался с силами и попробовал оттолкнуться, но не сдвинулся ни на йоту, Я упёрся изо всех сил, до крови ободрав ладони о камень,. Никак. Я застрял… и надёжно. И почувствовал страшную слабость. Потом меня охватила паника, вызванная приступом клаустрофобии. Я рычал, бешено скрёб руками по полу, по стенам, делал отчаянные рывки… и вдруг почувствовал, что моя изодранная спина сдвинулась с места, скользнув по смоченному моей кровью камню. Я снова напряг руки. Спина согнулась почти вдвое, колени оказались у ушей. Дышать теперь я вообще не мог. Позвоночник, казалось, вот-вот переломится. Но никакого значения это уже не имело; я мог его сломать, я мог содрать со спины все мясо, истечь кровью — терять было нечего. Я сделал ещё один рывок и почувствовал, как затылок скребёт по камню, а шея складывается пополам… и вдруг вырвался из этих кошмарных тисков. Я растянулся на спине, судорожно глотая воздух. Теперь моя голова была на том месте, где до того времени находились ноги. Один-ноль в мою пользу.

Прошло не так уж мало времени, прежде чем я смог окончательно отдышаться и подытожить свои повреждения. Больше всего пострадала спина, затем ноги и руки. Была ещё большая ссадина на затылке и острая боль в позвоночнике. Я устал дышать ртом — нос ведь был разбит. Что же касается всего остального, то, пожалуй, я никогда в жизни не чувствовал себя лучше. У меня теперь было достаточно пространства, чтобы расслабиться, я все же мог свободно дышать. Оставалось только ждать до тех пор, пока мне не бросят очередную порцию “аппетитного” хлеба и воды…

Я тряхнул головой, чтобы прийти в себя. В абсолютной темноте и тишине было что-то, что вызвало у меня желание свернуться клубочком и заснуть. Но на это нельзя было тратить время. Если здесь где-то камень на свежем растворе, которым запечатали камеру после того, как меня сунули сюда, его нужно срочно отыскать, пока раствор окончательно не застыл. Я провёл руками по стенкам и нащупал несколько стыков. Раствор в первом был сухим и твёрдым, а вот в следующем мне под ноготь набилась мягкая масса. Я проследил очертания стыка: он шёл по периметру камня размером двенадцать на восемнадцать дюймов. Я опёрся на локти и принялся выковыривать раствор.

Через полчаса я ободрал до крови все пальцы, проделав вокруг камня канавку глубиной всего в полдюйма. Работа продвигалась медленно, но я уже не мог ковырять дальше без какого-либо инструмента. Нащупав бутылку из-под воды, я снял крышку и попытался её разломать. Не поддалась. Больше ничего в камере не было.

Может, если на камень хорошенько надавить, его можно сдвинуть прямо с раствором? Я упёрся руками в него, ногами — в противоположную стену и напряг все силы, так что кровь зашумела в ушах. Бесполезно!

Я лежал в темноте, обдумывая ситуацию, как вдруг услышал что-то необычное, слегка напоминавшее шуршание. Скорее похожее на звук, донёсшийся из четвёртого измерения и прозвучавший прямо в голове… или на воспоминание о таком звуке.

Но следующее ощущение уже было абсолютно реальным. Я почувствовал, как четыре крошечные ступни прошлись по моему животу прямо к подбородку. Моя кошка, Иценка.

ГЛАВА XVI

Я подумал, не считать ли её появление чудом, но решил, что это всего лишь сложный пример из теории вероятности” Прошло семь месяцев с тех пор, как мы расстались с Иценкой на розовой террасе в Окк-Хамилтоне. Куда бы я пошёл, будь на месте кошки? И где бы стал искать своего друга с Земли?

Иценка фыркнула мне в ухо.

— Подумать только, какая вонища, да? На Валлоне, пожалуй, не найдётся больше никого с таким крепким запахом, как у меня. А если учесть ещё тесноту да концентрацию пота, крови и этого самого, то дух у меня, наверное, сногсшибательный.

Но Иц, по-видимому, было всё равно. Она обошла мою голову, время от времени ощупывая лапкой мой нос или щеку в поисках опоры и беспрерывно мурлыча. Любовь, которую я испытывал к ней в тот момент, была едва ли не самым сильным чувством, пережитым мной за всю жизнь. Мои руки гладили её тощее тело, теребили ошейник из хаффита, на который я потратил целый час, подгоняя его по размеру на борту спасательного модуля, Моя голова в который раз с треском врезалась в камень, но я этого почти не заметил. В десять секунд я освободил защёлку на ошейнике, выпрямил жёсткий хаффит — получить лезвие длиной около десяти дюймов — и принялся лихорадочно выковыривать раствор у себя над головой.

К тому времени, когда канавка вокруг камня углубилась до девяти дюймов, мне трижды приносили еду, а раствор твердел. Но я был близок к цели. Я отдохнул немного и ещё раз попытался расшатать каменный блок. Сунув самодельное лезвие в щель и используя его как рычаг, я стал осторожно приподнимать камень. Если он закреплён только с одного края, — а так и должно быть: похоже толщина блока не превышает фута, — то он вот-вот выпадет из своего гнезда. Но я не был в том уверен.

Отложив в сторону свой скребок, я занял подходящее положение и стал толкать. Я потерял немало сил. поэтому толчки оказались слабыми. Ещё немного отдохнув, я повторил попытку. Может, камень держался только благодаря тонкой корочке раствора? Может, ещё несколько граммов давления, и он пойдёт? Я глубоко вздохнул, напрягся, и почувствовал, как блок едва заметно сдвинулся с места.

Ну же! Я подтянул ноги, напрягся ещё больше, и, сжав зубы, толкнул его что было сил. Камень со скрежетом передвинулся на полдюйма. Я прислушался: снаружи было тихо. Я окончательно поднатужился, и камень с тяжёлым стуком выпал наружу. Не мешкая, я сунул голову вслед за ним, почувствовав порыв прохладного воздуха, просунул в отверстие плечи… и поднялся на ноги впервые за много-много дней…

Я уже продумал свои дальнейшие действия. Как только и Иценка вылезла наружу, я сунул руку в камеру, нашарил бутылку с водой, припасённые сухие корки хлеба и хлебный мякиш. Потом собрал порошок, который наскрёб из стыка. Подняв камень, установил его на место, в качестве подпорок положил твёрдые хлебные корки, а стык заполнил мякишем, присыпав сухим порошком извести и тщательно, — насколько позволяла темнота, — убрал мусор. Человек, который разносит хлеб и воду, наверное, ходит с фонарём. Он должен прийти примерно через полчаса, — насколько я смог установить периодичность его обходов. Мне не хотелось, чтобы он увидел здесь что-нибудь необычное: в одной из близлежащих ячеек я рассчитывал найти замурованного Фостера, и мне понадобится какое-то время, чтобы освободить его.