Виталий Забирко - Путевые записки эстет-энтомолога

Все было готово к погружению, оставалось только нырять. Оглядевшись напоследок по сторонам, я заметил, что на поверхности озера кое-где начали появляться блестящие пятна воды. Они медленно разрастались, и это очень напоминало таяние льда в пруду. Только процесс на озере Чако протекал гораздо быстрее. Не следовало полагаться на заверения егеря, что в моем распоряжении три-четыре часа. Максимум два, учитывая затраченное время на раздевание и предстоящее по возвращении одевание.

На всякий случай с помощью обыкновенного зеркальца я посмотрел, что делалось на берегу за моей спиной. Егерь возился у раскладного столика, убирая посуду после завтрака, туристов нигде не было видно. Вероятно, еще спали. Оставалось надеяться, что никто не наблюдает за плотом в оптику: все-таки в пятисантиметровом просвете между плотом и зеркалом озера можно было заметить мое погружение. Но я бы рисковал в любом случае.

Конечная цель моего подводного путешествия находилась от меня где-то в километре. Лысый глинистый холм имел пологие склоны, но берег возле него, подмытый водой, был довольно крут. И хотя бесшумно выбраться из воды и взобраться на берег не составляло особого труда, проделать обратный путь и погрузиться в воду без всплеска представлялось вряд ли возможным. А чем чревата волна на озере, я знал. К счастью, слева холм огибала небольшая затока с пологими берегами, которая решала проблему бесшумного входа в воду. Именно в эту затоку и лежал мой путь.

«Пора», — решил я, расправил пористый спинной плавник гидрокостюма, через который должны были дышать жабры, надел ласты и стал медленно сползать в воду, держась за поручень. Погрузившись в воду по плечи, натянул маску под подбородок, приклеил ее край к воротнику гидрокостюма и первый раз вдохнул жабрами. Режущая боль, обещанная марсианским хирургом, ножом прошлась по спине, но мгновенно исчезла, а затем грудь охватил холод. «Для теплокровного гуманоида с вживленными жабрами пребывание в воде ограничено двумя часами, — предупреждал марсианский хирург. — Иначе переохлаждение грозит остановкой сердца». Следовало прислушаться к его наставлениям, так как спустя два часа в озере Чако меня ждала еще одна смерть. От деяния Великого Ухтары. А дважды умереть — это уже слишком.

Вдохнув жабрами второй раз, я отпустил поручень и плавно ушел под воду. И здесь чуть не запаниковал. Не знаю почему, но я считал, что под водой будет хорошо видно, здесь же царила кромешная мгла. Абсолютно не учел, что если двухмерная вода на поверхности выглядит непрозрачной, то и в объеме будет то же самое! Как же теперь ориентироваться?! Столь глупая ошибка может мне дорого обойтись.

Закрыв глаза, я громадным усилием воли подавил панику и сконцентрировался. В общем, ничего страшного не произошло — что при свете что без света, к лысому холму из рыже-охристой глины меня должны были вести биочипы. Свет помог бы с ориентацией в пространстве: где верх, где низ, каково расстояние до поверхности — но не более. С этой задачей биочипы также легко справятся, если им полностью передоверить управление телом.

Что я и сделал, и тут же почувствовал, что плыву на «автопилоте» биочипов.

Я не Гай Юлий Цезарь, который одной рукой писал «Commentorii de Bello Gallico» (1), другой — письмо via Roma (2) жене Кальпурнии, а сам в это время вел весьма щекотливую беседу с прибывшим в Северную Галлию народным трибуном Публием Сестием, пытавшимся заручиться согласием Цезаря на возвращение Цицерона из изгнания. Однако в минуты подводного плавания я ощутил в себе такие же феноменальные способности. Одно полушарие мозга думало о предстоящем задании, другое решало абсолютно неуместную в данной ситуации проблему: почему двумерная вода, присутствующая в нашем мире в виде бесплотной проекции, видима, почему она занимает объем и сколько ее накопилось за десятки тысяч лет существования озера?

1 «Записки о галльской войне» (лат.).

2 Букв.: направлением (почтой) в Рим (лат.).

Первые два аспекта проблемы, математически объясняемые топологической полиметрией, не поддавались восприятию существом трехмерного мира, зато третий вычислялся с помощью простенькой школьной задачи о бассейне с двумя трубами. Поскольку дно озера не удавалось прощупать никакими способами эхолокации, объем озера вычислялся по воде, поступавшей в него из первой «трубы» — Рио-Бланко. За полтора месяца Рио-Бланко приносила в озеро около одного кубического километра воды, затем вся эта вода в мгновенье ока «ухала» через вторую «трубу» в двухмерность и все возвращалось к исходному положению. В задаче спрашивалось, сколько же воды «ухнуло» в двухмерность за сто тысяч лет (минимальный возраст озера Чако по геологическим данным) и что произойдет, если вся масса воды вдруг в одночасье вернется в трехмерный мир Раймонды? Цифры получались ошеломляющие. Высвободившаяся энергия от такой массы на два порядка превышала энергию сверхновой Йоты Бригомейского Богомола, уничтожившей все живое в радиусе двадцати двух световых лет. Силен, однако, раймондский дух Ухтары, ни одна цивилизация Галактического Союза не могла похвастаться такой мощью…

Первое полушарие мозга отметило, что я вплыл в мелководную затоку у лысого глинистого холма, и я полностью переключился на предстоящую задачу.

Чтобы не создавать даже малейшей волны, к берегу я подплывал очень медленно, почти как аллигатор во время охоты на водопое. Столь же медленно, подобно рептилии, ползком выбирался на сушу. Но здесь была еще одна причина не торопиться — мимикрия ткани гидрокостюма под цвет глины протекала не столь быстро, как хотелось. Наконец я полностью выбрался на берег, освободил рот и через загубник вновь задышал легкими.

Что меня могут заметить, я не боялся — мимикрия гидрокостюма была качественной, а поднявшееся над горизонтом солнце светило со стороны лагеря, и оттуда моей тени не было видно, — но все-таки предпочел я передвигаться ползком. Береженого и бог бережет — кажется, так говаривали мои славянские предки.

Добывать яйца занзур оказалось неожиданно легко, так как занзуры не выносили прямых солнечных лучей и к тому же не охраняли свои кладки. Объяснялось это просто — скорлупа яиц содержала столько токсичного для местных форм жизни мескатолина, что на яйца не только никто не покушался, но и на глине лысого холма ничто не росло. Первые кладки яиц я обнаружил уже в десяти метрах от берега, а выше по склону их было не счесть. Самым трудоемким и длительным процессом оказалось раскапывание кладок, которые находились на глубине полуметра. Я раскопал четыре, потратил на это около получаса, и только яйца в последней кладке меня удовлетворили. Три небольших, с ноготь большого пальца яйца занзуры с еще мягкой полупрозрачной скорлупой свидетельствовали о том, что кладке не более двух дней. Именно такие яйца мне и нужны. Упаковав яйца в контейнер, я сунул его в нагрудный карман гидрокостюма, запечатал клейким клапаном и принялся восстанавливать первые три кладки, укладывая яйца на дно раскопанных ям и засыпая их глиной. Я не варвар, пусть яйца дозревают, а вылупившиеся из них занзуры очаровывают песенными руладами раймондцев, сохранивших в крови тягу к своим истокам.