Терри Биссон - Старьёвщик

Он улыбнулся тонкими губами, и я узнал шутку. Шутку бюрократа. Неудивительно, что библиотекарь так сходит по нему с ума.

– Вы хотите сказать, что моя пластинка может лежать где-то наверху? – спросил я.

– Точно. Запомните, здесь уже валялась одна копия перед тем недавним привозом, за которым вы охотились. Она может оказаться среди любых…

Внезапно он испугался, будто вспомнив о чем-то неотложном.

– Что я сделал с книгами, которые нес, когда вы вошли? Где я их положил?

Я начал понимать, что Панама, мягко говоря, запутался. Но еще горел желанием помочь, хотя ясно видел, что он не окажет мне подобной же услуги.

– В вестибюле, – подсказал я.

В лифте я заметил, что кнопок двадцать пять.

– Забудь о верхнем этаже, – посоветовал Панама. – Он не является частью отеля.

Потом мы вышли из лифта в вестибюль, и я увидел кипы книг, записей, картин и компактов. Несколько маленьких кучек умещалось на раковине выключенного водопада. Я бы не сказал сразу, какую из них он положил последней. Все выглядели по-разному, и в то же время одинаково.

– Какие из них я положил сегодня? – спросил Панама.

Я указал наугад. Панама сгреб их одной рукой и направился к лифту. Ленни побежал за ним.

А я взялся за работу. Самое приятное, что пластинки обладают уникальным размером и формой, а значит, мне не требовалось рассматривать каждую стопку подробно. Я пытался вести учет комнат, вначале запоминал номера, а потом, когда начали отказывать мозги, просто ставил мылом метку на зеркале. Крест. К счастью для меня, пластинки – редкая штука. (Представьте, если бы Вильямс писал книги, а я бы искал одно из его произведений!) Перетряхивание стопки занимало буквально минуту. Также, к счастью для меня, от недостатка пищи страдать не приходилось, в каждой комнате находился бездонный маленький бар.

Дня и ночи я не различал. После каждого ряда комнат проверял погрузочную платформу. Она находилась за вестибюлем и представляла собой двухуровневый гараж с поднятой эстакадой, где Панама оставлял маленькие стопки книг, записей, компактов и картин, которые затем каким-то образом исчезали. Он, казалось, был замкнут в своеобразном круге. Новое от старого отличить невозможно, как и то, что я проверял, от того, до чего еще не дошел. Я так ни разу и не увидел Бобов, а большая ферропластиковая дверь наружу все время оставалась закрытой. Я видел солнечные лучи за ней, они были как слитки чистого света. Периодически я проверял вестибюль, однако большей частью занимался комнатами, двигаясь от второго к двадцать четвертому этажу. Гомер постоянно спала, с закрытыми глазами, свесив нос с одного конца тележки и хвост – с другого. Голова ее росла, а тело уменьшалось. Она ела все меньше и меньше: большей частью орешки из минибаров. Я засыпал каждый раз, когда чувствовал, что меня затягивает в темное спокойное озеро, куда мы ныряем, чтобы ловить сны, – разбирал кровать и даже иногда находил у себя в ногах небольшую стопку книг, когда просыпался! Неужели я пропустил Панаму в его бесконечных блужданиях по кругу?

Пару раз я ходил навестить Генри, но она тоже все время спала, свернувшись под одеялами, свитер с синими птицами лежал, аккуратно сложенный, рядом на подушке. Я едва вспоминал о Бобе, завернутом в ковер, в грузовике. Я почти не вспоминал о Нью-Йорке или работе. Бывшей работе? В номерах «Миллениума» нет часов, нет окон, так что я даже не знал, день сейчас или ночь. Казино Вегаса, пусть даже предназначенное на снос, приводит человека в глубокое полусонное состояние, как я обнаружил, когда проснулся от непонятного, но знакомого, жуткого звука.

Выстрелы.

Так-так-так!

За выстрелами последовал крик:

– Да! Да!

Еще одна очередь, и за ней – тишина.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

Люди вообще, а американцы особенно, любят три вещи: справедливость, игру и автомобили, и, сложив их в одну привлекательную упаковку, Генератор Удаления необычайно облегчил процесс принятия Департамента искусств и развлечений населением. Позднее выяснилось, что порядком хода событий – пресс-конференция, презентация, принятие – руководил «Золотой мальчик», та же самая организация по общественным отношениям, которую нанимала коалиция «Права жертв» в 20… году для успешного лоббирования референдума, сделавшего смертный приговор обязательным во всех случаях, когда шла речь о потере жизни или собственности более чем на тысячу (позднее на 1500) казначейских билетов. Департамент искусств и развлечений огласил программу своих действий двенадцатого июня 20… года. Не случайно и то, что данное число выпало на вторую годовщину не убийства Поупа (так как его искусно продленная кончина не имела точной даты), но обнаружения первой «части» того, что, как после доказала экспертиза, являлось его останками. И в таком определении даты тоже очевидно вмешательство «Золотого мальчика».

Секретарь ДИР, Феникс, объявил, что, начиная с осени, тысячу двести предметов всех видов искусств следует уничтожать ежегодно. Цифру возможно менять, уменьшать или увеличивать, но только с одобрения секретаря или вице-президента, обсуждение будет проходить каждый год. Между видами искусств не предполагалось проводить разделительную черту, всё свалили в одну кучу или перемешали, как выяснилось позднее, и получилось следующее: писатели (включая поэтов), рожденные после 1900 года, художники – после 1875-го, музыканты, чьи записи не старше 1950 года, и все художественные фильмы. Телевизионные шоу, танцы, эссе и мемуары, фотография в список не вошли (исключены, по словам некоторых).

Когда дошло до таких деталей, члены Круглого Стола опознали собственную работу, хотя, конечно, никто из них не решился объявить о своих догадках во всеуслышание. Удаление отрегулировали в соответствии с расой и полом, определявшимся особой формулой, выработанной самой машиной. Формулу надлежало просматривать (но не исправлять) каждые полгода в Высокой комиссии, чьи собственные правила требовали, чтобы любая исследовательская группа, занимающаяся искусством, состояла не менее чем из трех и не более чем из шести человек. Кроме того, хотя бы двое должны представлять «цветные нации» и не более одного – Соединенные Штаты и/или Европейский Союз.

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Перестрелка. Первая после рейда на подпольный клуб и вторая в целом. Разве удивительно, что я не решался ехать вниз на лифте?

– Пахнет трусливо, – заметила Гомер, открывшая оба больших карих глаза, и мне пришлось с ней согласиться.

И все же еще большей глупостью казалось убегать, не выяснив, в чем дело. Мне нужно знать по крайней мере, кто пострадал и что на кону.