Пол Андерсон - Рассказы. Часть 1

Это был дьявольски хороший отпуск…

Струя пламени во второй раз перечеркнула Млечный Путь — на этот раз ближе и явно снизив относительную скорость.

Диас одобрительно хмыкнул. Все было прекрасно. Шлюпка тормозит, и — значит — он еще походит на собственной лодке под парусом, и будет вода, и пища, и сон, и новый корабль, и — может быть — придется писать письма, это не очень приятно… Когда ветер, шелестя, пробирается сквозь сосны, кора которых — если вы коснетесь ее щекой — пахнет ванилью, когда река несет свой холод и шумит на камнях, — о Господи, как прекрасна тогда Земля. Диас вдруг поймал себя на мысли, что больше всего ему хочется курить.

Саму шлюпку он видеть не мог — до тех пор, пока она не оказалась совсем рядом. Струя огня была очень тонкой, Диас понял, что двигатель рассчитан на транспортировку не более нескольких сотен фунтов груза, равного весу двух человек в скафандрах. Люди сидели внутри, он видел их шевелящиеся тени. Пульс Диаса разорвал тишину.

— Хэлло! — позвал он в микрофон. — Хэлло, я здесь!

Ему не ответили. Шлюпка сбросила скорость в нескольких футах от него и к нему поплыл линь со светящейся на конце лампочкой. Диас поймал его и натянул. Плотик и шлюпка сблизились, коснулись друг друга и мягко закрутились…

И тут Диас узнал шлемы.

Он принял помощь, которой не желал. Один из соназиан оказался рядом, держась за отпущенный Диасом линь. Второй остался на месте, в руке его был излучатель.

Делать ничего не оставалось. Кроме одного. Диас поднял руки, и соназианин ловко закрутил проволоку вокруг его запястий. За пару минут он осмотрел плотик, а потом соназианин с излучателем перестроился на американскую волну.

— Вы изобрели неглупый способ спастись, сэр, — сказал он.

— Благодарю, — прошептал Диас ошеломленно и беспомощно.

— Прошу вас.

Ему приказали лечь на пол, и шлюпка рванулась вперед. Навалилась перегрузка.

Летели они примерно час, и за это время Диас успел привести мысли в порядок. Сначала он ничего не чувствовал, кроме безмерного страха и обиды, затем наступило оцепенение и безразличие ко всему, а потом, порассуждав здраво, он испытал облегчение от того, что теперь у него есть объективная и удобная причина отдохнуть от войны — до тех пор хотя бы, пока его не обменяют на аналогичным образом взятого в плен соназианина.

Но почти сразу же он вспомнил о секретной инструкции, с которой знакомили всех принимавших участие в боевых действиях офицеров.

У меня нет шансов, зло подумал он. Они рекомендовали не размениваться меньше, чем на крейсер. Хватит ли у меня силы воли? Кажется, да. Смерть — это всего лишь очень много холода.

На фоне звездной россыпи проступил черный силуэт. Ракетобот? Нет, небольшой корабль… Непривычно широкие дюзы… Лазерные пушки… модифицированная модель… Но что заставило его покинуть базу на астероидах? Может быть, это курьер? Опознавательных огней — четыре, располагаются сзади…

Шлюпка спокойно вплыла в шлюз; сразу же подали воздух. Водяные пары сконденсировались на шлеме, и Диас ослеп. Несколько человек помогли ему избавиться от скафандра, но не успели они закончить, как прозвучал сигнал, загудели двигатели и появился вес.

Диаса обступили люди в зеленых мундирах. Их безупречный вид напомнил ему о том, что сам он небрит и грязен, и заодно — о рухнувших надеждах.

— Ладно, — буркнул он. — Где ваш следователь?

— Вас ожидает кое-кто повыше, капитан, — ответил человек с полковничьими нашивками. — Простите, что мы не можем немедленно предоставить вам все необходимое, но дело не терпит отлагательств.

Диас вежливо поклонился, помня, что вмонтировано в его правую руку.

Сопровождаемый, или, может, конвоируемый, двумя солдатами, он шел по коридорам и переходам корабля, удивляясь собственному спокойствию. Перед дверью с большой черной буквой над ней они остановились. Да, я почти в сердце корабля, подумал Диас и вздрогнул.

Над дверью поблескивал телеглаз. Диас ощутил неприятный озноб. Тот, кто находился в каюте, должно быть наблюдал за ним. Он попытался расправить плечи.

— Мартин Диас, — прохрипел он. — Капитан Военно-Космического Корпуса Соединенных Штатов, идентификационный номер…

Из установленного низко над полом динамика раздался приказ. Диас почти понял его. Он резко развернулся… Теперь надо разозлиться и мобилизовать волю… и уничтожить корабль.

Охранники набросились на него. Приклад опустился на голову. Вот и все.

Позже ему сказали, что без сознания он пролежал сорок восемь часов.

— Мне все равно, — вяло ответил он. — Оставьте меня в покое.

И однако, Диас чувствовал себя в хорошей форме, лишь немного мешали бинты, стягивающие изрезанную правую руку, и великоватые форменные брюки без знаков различия. Он четко воспринимал окружающее — пастельные тона переборок, холодный флюоресцентный свет, еле уловимую вибрацию машин, порывы воздуха из вентиляционных решеток, ароматы непривычной кухни, людей с чужими лицами и приглушенными голосами.

Никто из экипажа не задевал и не оскорблял его, хотя их негодование на попытку взорвать корабль было бы вполне оправдано. Кое-кто даже назвал бы его поступок вероломным. Ему оказали медицинскую помощь и оставили в одиночестве в крохотной каютке, где не было ничего, кроме койки. В известном смысле это было похуже пыток, и Диас чуть ли не обрадовался, когда его наконец-то вызвали на допрос.

Его сопроводили до той самой двери и впустили внутрь.

Пораженный, Диас застыл на месте. Даже командующий флотом не мог бы рассчитывать на столь обширное помещение и такой комфорт. Корабль долгое время шел по инерции и сила тяжести создавалась вращением. Эти же апартаменты размещались на вращающейся оболочке, так что пол всегда был полом, вне зависимости от того, работали двигатели или нет. Диас стоял на старинном персидском ковре, окруженный антикварной мебелью на низеньких ножках, и через два сводчатых дверных проема пытался заглянуть в соседние помещения. За одним скрывалась спальня, всю стену которой занимали микрофильмы (господи, да здесь их, должно быть, с десяток тысяч!), сквозь второй виднелась часть кабинета: стол, огромный и полный загадок пульт управления и…

Человек, сидящий под картиной Моне, встал и слегка поклонился. Диас отметил его непривычно высокий для соназианина рост, подвижное худощавое лицо, поразительно голубые глаза, контрастирующие с белой, словно у шведских девушек, кожей, костюм безупречного покроя (было заметно, что носят его с небрежной беззаботностью). На серой накидке, покрывающей его голову, словно капюшон, и спускающейся ниже плеч не было видно никаких знаков различия.