Это злая разумная опухоль - Питер Уоттс
У экранизации есть несправедливое преимущество, поскольку она может демонстрировать воспоминания о грядущих событиях и быть уверенной, что зрители воспримут их как флешбэки; момент, когда мы осознае́м нашу ошибку, – один из лучших вот-это-поворотов фильма. Чану, обреченному работать с письменным словом, пришлось раскрыть секрет почти с самого начала, написав свои воспоминания о будущем в будущем времени; прием красивый, но места для сюрпризов не оставляет.
Это не повод не читать повесть. Вот так, с ходу, я не могу придумать ни одного достойного повода не читать повестей Теда Чана.
Но в этом случае, как мне кажется, есть больше поводов посмотреть кино.
Дыра в форме Бога
(Блог, 20 декабря 2007 года)
Не секрет, что я один из той постоянно растущей паствы эмпиристов, которой коснулась Его Макаронная Десница. И хотя я обычно не перевариваю религиозную веру любого типа – я попросту не вижу в ней никакой объясняющей ценности – мои чувства по отношению к верующим несколько более сложны. Возможно, отчасти это связано с тем фактом, что я был выращен не просто глубоко религиозными баптистами, но настоящим баптистским священником/библеистом/высокопоставленным функционером Баптистской церкви. (Точно не скажу, насколько высокопоставленным, но у меня есть смутное ощущение, что «генеральный секретарь» – это что-то вроде кардинала/начальника профсоюза, только без занятий содомией с мальчиками-служками и избиения штрейкбрехеров пистолетной рукоятью). Возможно, с тем, что, переживая темные времена, я понимаю, как прекрасно было бы знать в глубине души, что смерть – это не конец, что существует место, где все мои любимые умершие коты до сих пор жуют лакрицу (и не могут лазать по деревьям)[102], что бытие – это нечто большее, чем несколько десятилетий бессмысленных тирад против кретинов, которые продолжают обращаться с планетой как с сортиром. А может, я просто за минувшие годы познакомился с большим количеством верующих и не могу, не покривив душой, сбросить их всех со счетов как законченных идиотов.
Не то чтобы в их рядах не было идиотов, сами понимаете. Почти половина человеческой популяции на этом континенте считает, что человечество было создано практически таким же, как сейчас, шесть тысяч лет назад, что эволюция – обман и что небо кишмя кишит ангелами. Но я не могу поставить на одну доску с ними людей вроде своего папы. У него никогда не было претензий ни к науке в целом, ни к эволюции в частности.
Конечно, однажды, когда я спросил его, перестанет ли он верить в своего Пасхального Зайца хотя бы тогда, когда ему предоставят убедительные, неоспоримые доказательства того, что Бога не существует, он немного подумал и ответил, что нет, скорее всего, не перестанет. Этим он меня серьезно разочаровал. Но все равно: этот человек, и тысячи подобных ему, не идиоты. Я не могу валить их в одну кучу с фолуэллами, с бушистами и с… собственно, с 47 % североамериканской популяции, которые выглядят кончеными дебилами. Я просто не могу.
Я предпочитаю считать большинство из них не глупыми, а ленивыми.
Бо́льшая часть людей получает свои верования посредством впитывания и наблюдения, а не исследования. Мы предпочитаем смотреть, а не делать выводы. Взрослея в обществе, полном определенных вездесущих убеждений, человек склонен принимать их на веру не задумываясь. Полагаю, большинство людей приходят к религии таким же образом, как и к вере в то, что отсутствие галстука – это «непрофессиональное рабочее поведение», хотя галстуки необходимы для очень малого количества рабочих задач. (Для этого есть хорошие эволюционные основания. Кто быстрее добьется цели: тот, кто изобретает каждое колесо с нуля, или тот, кто смотрит по сторонам и копирует те колесики, которыми пользуются все взрослые? Конечно, следует подражать взрослым: они явно были достаточно приспособлены, чтобы оставить потомство…)
И тем не менее – а если я ошибаюсь? Одна из причин, по которым наука надирает задницу религии, в том, что мы обязаны допускать вероятность собственной неправоты. (Кто там сказал, что наука предлагает доказательства без уверенности, а религия – уверенность без доказательств?) Поэтому я всегда высматриваю людей умных, людей, склонных к науке, людей – не конченых дебилов, при этом верящих в Бога. Ведь им могло прийти в голову что-то, что не пришло мне. Может, это они правы, а я ошибаюсь; и, блин, разве не круто было бы в этом ошибиться? Разве не было бы офигенно, если бы на самом деле существовали жизнь после смерти и Пасхальный Заяц со стигматами?
И вот папа дает мне такую книжку: «Доказательство Бога: аргументы ученого» за авторством некоего Фрэнсиса С. Коллинза[103]. Руководителя бюрократической части проекта «Геном человека», черт возьми. И вот что удивительно: чувак начинал университетскую карьеру атеистом, а потом обратился в христианство. Как-то все наоборот, да?
Вот, говорю я, мужик, который умнее и образованнее меня, который, очевидно, знает все аргументы, приведшие меня к вероотступничеству, так как сам с них начинал – и нашел кое-что получше! Он нашел доказательство веры!
Готов поспорить, вы умираете как хотите узнать, в чем оно состоит, а?
Вот оно. Большое Откровение доктора Фрэнсиса Коллинза. То есть его Большое Откровение было персональным прозрением, случившимся, когда он смотрел на гроздь сосулек; а это его Доказательство, Требующее Вердикта, и это… барабанная дробь:
То теплое чувство, которое возникает, когда ты «совершаешь правильный поступок».
Ага. И все. Приток дофамина, возведенный в статус «Нравственного закона». Существующего во всех человеческих культурах, говорит он, и еще уникального для человеческих культур. «Эволюция никогда не объяснит Нравственный закон и Всеобщие поиски Бога», заверяет он нас, никогда не объяснит это уникальное, универсальное человеческое стремление помогать тем, кто в этом нуждается, даже если у нас с ними нет общих генов, даже в ущерб самим себе. Мы выше эволюции – ибо, если бы эволюционисты были правы, мы никогда не совершали бы ничего, кроме эгоистичных попыток распространить собственные гены. Коллинз реально использует слово «позор», описывая наш, «эволюционистский» взгляд на альтруизм.
Он приводит псевдоадаптационистский аргумент К. С. Льюиса, чтобы вывести существование Бога из этого самого теплого чувства:
«Ничто живое не рождается на свет с такими желаниями, которые невозможно удовлетворить. Ребенок испытывает голод, но на то и пища, чтобы насытить его. Утенок хочет плавать: что ж, в его распоряжении вода. Педофилы испытывают сексуальное влечение; для этого существуют церковные служки.[104] И если я нахожу в себе такое желание, которое ничто в мире не способно удовлетворить, это, вероятнее всего, можно объяснить тем, что я был
