Питер Морвуд - Иван-Царевич

Он вынул тряпицу с едой, развернул ее. Взял краюху ржаного хлеба и, держа его на вытянутой руке, двинулся за табуном. Лошади смотрели, пока не подошел он совсем близко, и тогда бросились врассыпную.

Иван еще раз попробовал их подманить - не вышло. Он весь дрожал от ненависти и страха перед тем, что ждет его на исходе дня. Времени оставалось мало, и он чувствовал себя приговоренным, который слышит, как за стенами его узилища плотники сбивают помост для виселицы. Безумные надежды проносились в голове: что, ежели обежать луг с другой стороны и врасплох их захватить? Или же добраться своим ходом до Огненной реки, воздвигнуть мост с помощью Кощеевой плетки и поминай как звали? Иль, может, проползти украдкой в избушку на поляне да и пришибить Бабу-Ягу, покамест она его не пришибла?

А не лучше ль сразу луну с неба достать?

Иван выбросил хлеб и опрометью кинулся к своей низкорослой кобылке. Та шарахнулась в сторону, он едва не столкнулся с подоспевшим жеребцом и снова оземь грянулся. Кобылица же треклятая остановилась и как ни в чем не бывало смякала ржаную краюху. Потом втоптала крохи в землю и с достоинством удалилась.

Иван уткнулся лицом в общипанную траву. От усталости не чувствовал он уже ни гнева, ни страха. А вот голод давал себя знать. Про вчерашние хлеб и кашу он успел позабыть, и до боли жаль было краюхи, съеденной кобылою. Творог и кумыс остались где-то далеко на лугу: ежели и отыщет, они уж вряд ли пригодятся. Ничего теперь не ждет его впереди, кроме сознания, что все труды пропали даром и не видать ему вовек своей Марьи Моревны. Бессильные слезы выступили на глазах его. Смахнул он их и закрыл глаза, моля Бога лишь о том, чтоб Яга его не будила, когда пожалует за его головою.

Царь Александр до скрежета зубовного трудился над сводом хорловских законов, когда отворилась дверь и вбежал Дмитрий Васильевич. Царь от неожиданности выронил перо и заляпал плоды двухчасовых трудов своих, но это был пустяк по сравнению с тем, что предстало очам его...

Главный управитель - да бегом!

- Дмитрий Василич, ты, часом, не захворал? - Более Александру Андреевичу ничего в голову не пришло, правда, как сорвалось это у него с языка, тотчас он понял, что слово - не воробей.

Стрельцин лишь головой потряс - ему было не до царевых глупостей. В руках он держал письмо - скомканный, заляпанный пергаментный свиток, такой и главному управителю в руки брать зазорно, не то что царю подносить. Как сие случилось, что Стрельцин достоинство свое уронил,- царь хорловский и догадки строить боялся. Потому налил он вина в кубок и протянул главному управителю, заметив при этом, что руки его предательски дрожат.

- Царевича нашего едва не убили! - выпалил Дмитрий Васильевич.

Царь Александр ухватился за слово "едва", ровно утопающий за соломинку, страшась в душе, как бы соломинка та не промокла да на дно не пошла.

- Так он жив? - выдавил из себя царь.- Ранен, что ль?.. Кто посмел?

Стрельцин отложил мятое письмо, взял предложенный кубок и осушил его залпом.

- Жив, царь-надежа. Жив-здоров. А кто посмел - не знаю, могу лишь гадать... Кому смерть наследника хорловского выгодна?

Округлившимися от страха глазами глядел царь на главного своего советника. Потом сорвался с места, распахнул дверь и кликнул гвардии капитана Акимова.

Иван пробудился, когда уж вечерело. Кафтан его промок от росы. Солнце меркло на небосводе, но голова его покуда оставалась на плечах. Провел он руками от шеи до макушки, дабы удостовериться, и нашел еще кое-что, окромя шапки. Что-то маленькое, мохнатое переползло на его руку, задержалось на подаренном Марьей Моревною обручальном кольце и облюбовало себе место на ногте безымянного пальца. Он догадывался, что это могло быть, и не ошибся. Матка-пчела ухватилась за палец и взирала на него глазищами, занимавшими полголовы.

- Здравствуй, Иван-царевич,- прожужжала она тем самым голоском, что захватил Ивана врасплох на дереве.- Я ль не говорила, что еще пригожжжуся?

Он был еще спросонья, иначе не сорвались бы с уст неразумные слова:

- Да чем ты можешь мне...

Пчела оглянулась вокруг и самодовольно пошевелила усиками. Иван тоже осмотрелся, но ничего не увидал: на зеленой траве не пасется ни единой лошади. Закрыл Иван-царевич глаза, сердце ухнуло куда-то вниз и забилось часто-часто. И представилось вдруг, будто стоит он на помосте перед виселицею, а гонец вручает палачу приказ о помиловании. Поначалу он не слыхал, что говорит ему пчела, лишь с третьего раза дошел до него желанный ответ на вопрос, коего задать он не решился.

- Все кобылицы и жеребец Бабы-Яги, моим войском покусанные, на конюшню поспешают.

Иван вылупил глаза на пчелу и осенил сперва себя, потом свою спасительницу священным знаком другого Спасителя.

- Спасибо тебе, матушка. Такой помощи был я не вправе ждать. Ты мне жизнь возвернула.

В ответе золотистой пчелы расслышал Иван царственное величие:

- Коли на то пошло, жизнью твоей плачу я за жизнь детей моих, за пищу народа моего.- Она расправила крылышки и заплясала в воздухе пред его лицом.А ты бы поспешил в избушку, Иван-царевич, табунщику за табуном вослед идти пристало.

С этими словами исчезла пчела.

Пристало иль нет, а Иван еще посидел на росистой траве, не в силах опомниться, дрожь в коленях унять. Кто бы мог подумать, что насекомое, хоть и говорящее, спасет ему жизнь! Едва унялась дрожь, начал Иван хохотать. Как безумный, по траве катался, за бока хватался. Ну точь-в-точь зятюшка Михаил Ворон после его неуместной жалобы на боль в шее. Подумав об том задним умом, нашел Иван, что оба случая весьма схожи. Наконец уселся снова, обругав себя дураком.

Итак, список чудес пополнился еще одним. Как ни безумствуй, а надобно признать, что это не сон, не бред, что чудеса не только в сказках бывают, уж коли слыхал своими ушами, что звери, и птицы, и... да, и насекомые говорят с тобою человечьим голосом.

Однако до сих пор ему не верилось в иное чудо... Неужто за каждое доброе деяние и впрямь тебе воздается? Неужто все так просто в мире? Стало быть, нечего бояться Бабы-Яги и ее табуна, стало быть, и зверь, и птица со временем придут ему на помощь?..

А ну как нет?.. Тогда положит он свою голову на порог избушки на курьих ножках и пальцем не шевельнет, чтоб защитить себя. На все воля Божья, решил Иван и поднялся. Отряхнул, как мог, вымокший в росе, зазелененный травою кафтан и смело двинулся к жилищу Бабы-Яги.

Слова пчелы оказались правдой: на дальнем краю луга увидал он табун, возглавляемый жеребцом. Вишь, как далеко забралися, даже сна его не потревожили! Иван ухмыльнулся, глядя, как поспешают лошади домой, а навстречу им сама Баба-Яга выползла - стоит на тропинке чернее тучи и костерит почем зря свой табун.