Мак Рейнольдс - Дуэльный кодекс

11

Доктор Дорн Хорстен шествовал по тротуару с величавым достоинством императорского пингвина. За указательный палец его правой руки, толщиной и размерами напоминающий средней величины колбасу салями, держалась маленькая девочка в прелестном голубом платьице. Ученый никуда не торопился, но ширина его шага была столь велика, что его миниатюрная спутница то и дело отставала. Чтобы приспособиться, она то начинала быстро-быстро семенить своими коротенькими ножками, то пускалась вприпрыжку. Свободной рукой малышка крепко прижимала к себе большую куклу, чьи растрепанные волосы и замызганное одеяние служили печальным напоминанием о том, что раньше Гертруде случалось знавать лучшие дни. По отмеченному печатью мудрости высокому челу доктора нетрудно было догадаться, что ум его, свободный от мирской суеты, занят сокровенными помыслами о тайнах мироздания. Впрочем, это обстоятельство ничуть не мешало ему терпеливо и обстоятельно отвечать на многочисленные вопросы девочки и рассказывать ей о различных достопримечательностях, встречающихся по ходу их совместной прогулки по улицам столицы Свободно-Демократического Сообщества Фьоренцы. Вдвоем они представляли собой умилительное зрелище, радующее взор и согревающее души встречных прохожих, лишенных возможности услышать их подлинный диалог.

— А вон там, на углу, еще один топтун толстозадый торчит, — приглушенным голосом сообщила Элен, восторженно улыбаясь.

— Тише ты, дура чертова! И за языком следи: не ровен час, еще услышит кто-нибудь! — прошипел Дорн, улыбаясь в ответ.

— Сам фильтруй базар, дубина стоеросовая! — огрызнулась его спутница, стрельнув глазками по сторонам. — Я вообще не пойму, за каким дьяволом мы поперлись на прогулку, если нас пасут столько легавых? По одному как минимум от каждой из силовых контор да плюс еще, наверное, кто-нибудь от энгелистов в придачу!

— Мы должны научиться свободно ориентироваться в городе. А что филеров полно, это понятно. Мы уже порядком засветились, а если ты и дальше так себя будешь вести, ведьма проклятая, — еще сильнее засветимся!

— Заткни пасть, бегемот! Надрала б я тебе задницу, да руки марать неохота! Если хочешь знать, я уже давно сориентировалась — и в этом кретинском городе, и во всем этом дурацком мире! Здесь же кругом сплошные психи. Половина населения носит форму, а другая половина выглядит так, словно их с колыбели ни разу досыта не накормили.

Хорстен одобрительно хмыкнул, как будто услышал что-то остроумное из детских уст.

— Смотри-ка, парк, — остановился он перед распахнутыми воротами. — Может, посидим на лавочке и дадим возможность нашим «хвостам» передохнуть чуток?

Они без труда нашли свободную скамейку. Доктор осторожно опустился на хрупкую с виду деревянную конструкцию. Девочка чинно уселась рядышком, аккуратно одернула и расправила свое платьице, потом положила рядом куклу и привела в порядок ее платье.

— Гертруда до сих пор не подает сигнала, — прошептала Элен, не разжимая губ. — Похоже, у них тут проблемы со снабжением параболически направленными микрофонами или, по крайней мере, их мобильными вариантами.

— Меня это, признаться, удивляет. С другой стороны, в этом мире поражает столь многое, что пора бы уже, наверное, перестать удивляться. Честно говоря, со слов Метаксы я Фьоренцу представлял совсем другой.

— А может, хватит врать себе и другим? Здесь же типичный тоталитарно-полицейский режим!

— Ты не совсем права, Элен, — попытался возразить Хорстен, испытывая в то же время очевидную неловкость, сознавая правдивость ее заявления. — Не забывай об одной весьма существенной детали: фьорентийцы — свободолюбивый народ, они готовы сражаться, чтобы сохранить свою свободу.

— Сохранить? Да они давно ее потеряли! Она растоптана солдатскими сапогами и полицейскими ботинками. Впрочем, со свободой и прочими «неотъемлемыми» правами такое случается часто. Единственное, что у них осталось, — это свобода выживать. Как говорится, каждый сам за себя, и пусть неудачник плачет.

— Так нас сюда и послали помочь этим несчастным, — настаивал на своем ученый. — Мы должны защитить хотя бы остатки демократических институтов Фьоренцы от подпольного движения — одного из самых опасных и неразборчивых в средствах за всю историю Объединенных Планет.

Но в Элен словно вселился дух противоречия.

— Свобода — понятие растяжимое, — парировала она. — Подожди минутку, сейчас вспомню один пример из школьного курса. Я его в свое время выучила наизусть. Это просто конфетка, честное слово! — Она сосредоточилась, наморщив лоб и высунув розовый кончик язычка: — Ага! Есть! Дело было во времена покорения Мексики испанскими конкистадорами. Один из соратников Кортеса, некий Франсиско д'Агилар писал в своих мемуарах: «Иногда наш предводитель обращался к нам с доброй речью, обещая, что каждый из нас сможет в будущем сделаться герцогом, графом или получить дворянство. Его слова так вдохновляли нас, что на поле битвы мы превращались в львов и тигров и без страха и сомнения бросались в бой против целой армии… У нас был отважный предводитель и верные солдаты, готовые умереть ради свободы».

Хорстен не выдержал и расхохотался.

— У меня есть пример получше, — прогудел он, когда приступ смеха прошел. — Из истории штата Техас, откуда родом мои предки.

— Техас? Это ведь где-то на Земле, да? А я думала, ты с планеты с полуторной силой тяжести. Черт, ничего о нем не знаю, помню только древнюю поговорку: «Хвастлив, как техасец».

Доктор поморщился:

— Твое счастье, что от моих предков, коренных техасцев, меня отделяют несколько поколений! Ладно, слушай дальше. Изначально территория Техаса принадлежала Мексике. Мексиканские власти долгое время поощряли переселенцев из южных штатов Америки, но спустя пару десятилетий те взбунтовались, требуя независимости.

— Независимости?

— Ну да. Под тем предлогом, что правительство в Мехико ограничивает их свободу, требуя уплаты налогов, как со всех остальных мексиканцев. Но истинная причина заключалась совсем в другом. Рабство в Мексике было законодательно запрещено, в результате чего прибывающие в Техас иммигранты потеряли право держать рабов. Восставшим пришли на помощь отряды американских волонтеров во главе с небезызвестными Дэви Крокеттом и Джимом Боуи. Они сбросили «мексиканское иго» и образовали самостоятельное государство, в котором рабство было официально узаконено. Затем техасцы обратились с просьбой о вхождении в состав Соединенных Штатов. Просьбу удовлетворили, и техасцы начали безропотно платить властям в Вашингтоне те самые налоги, которые они отказывались платить властям в Мехико. Иначе говоря, из всех свобод самой привлекательной для них оказалась свобода иметь рабов!