Сергей Малицкий - Легко (сборник)

Последнее слово Грядищев произнес столь внушительным тоном, что весь медперсонал, как испуганный курятник, взвился в воздух и разлетелся в стороны. Перед Грядищевым на двух явно гинекологических креслах сидели две истерзанные фигуры. Пунцовый от страха и смущения Павлик и плачущий счастливыми слезами Антон Брысин.

— Ну-ка. Софья Ивановна. Верните мужчинам штаны. Что за женские методы? За что вы им мстите? Ну, никакого уважения к мужскому достоинству. И не надо их одевать. Они и сами в полном порядке. Вот вы. Как вас зовут?

Антон, улыбаясь и всхлипывая, судорожно прыгал на одной ноге, пытаясь засунуть в штанину другую ногу.

— Антон! Антон Брысин, Илья Петрович.

— Что же вы плачете, господин Брысин? Вы уже среди своих. Здесь вам плакать не дадут.

— От счастья, Илья Петрович, от счастья! Вот вы говорите, что зона на психику действует, а я ведь ослеп там. И вы знаете, думал, что уже все. Простился со зрением. А вот же, вышел, и, пожалуйста, зрение почти уже полностью вернулось!

— Да. Это приятно. А что же вы, Антон, делали в зоне? Вы проживаете там или что?

— Да что вы? Я и знать не знал ни о какой зоне. Я на улице Ленина, как и все нормальные люди проживаю. Я астроном-любитель. Это я, знаете ли, открыл этот метеорит, который упал.

— Почему же вы, господин Брысин, не предупредили о вашем открытии городскую администрацию?

— Я, понимаете ли, зафиксировал сам момент падения. Ночь же была. Вот и побежал к месту падения, чтобы оценить ситуацию на месте. Так что был на месте падения, можно сказать, первым.

— И что же вы там видели?

— К сожалению, ничего, Илья Петрович.

— То есть?

— Илья Петрович! Я же объясняю, ослеп я в зоне. Я ничего и не мог видеть. Но я трогал!

— Что вы трогали?

— Этот, как его, метеорит. Только…

— Только?

— Только ничего не почувствовал… Он какой-то никакой.

— Что же вы так, господин Брысин? Открыли, значит, метеорит, допустили при самом грубом собственном попустительстве его падение на родной город, а теперь говорите, что он невидимый и бесплотный? Может быть, его вообще нет? Так мы мистиками станем. Один свидетель, и тот ничего не видел, ничего не трогал, ничего не знает.

— Илья Петрович! У меня имеется журнал наблюдений за ночным небом. Там все зафиксировано!

— Софья Ивановна, — повернулся Грядищев. — Где там этот журнал? Ах, вот он? Смотрите-ка, Василий, в обычную школьную тетрадку заносятся открытия века. Журнал ночных наблюдений Антона Брысина.! А? Каково! Ну-ка, что тут у нас? Вот, читаем: «Неудачно. Дом номер семь. Третий этаж. Второе окно слева. Двадцать три пятнадцать, двадцать три тридцать. Женщина сквозь тюль. Фигура так себе. Ходила без верха, затем задернула шторы. Ноль часов десять минут. Дом номер четыре. Четвертый этаж. Пятое окно справа. Бабуля ходила минут тридцать совершенно голой. И чего бабушке не спится? Испортил себе на неделю вперед все эстетическое впечатление».

— Что это? — оторопевшим голосом спросил Грядищев у Антона, который имел вид еретика, подвергшегося пыткам, а затем выведенного на эшафот.

— Илья Петрович! Это не здесь. Вы дальше читайте!

— Дальше я читать не буду! — рубанул Илья Петрович, бросив заветную тетрадку на земляной пол. — Пускай дальше прокурор читает. Я так собственно и предполагал. Интеллигенция! Я тебе сейчас испорчу эстетическое впечатление. Софья Ивановна! Заберите этого астронома-извращенца и сделайте ему полный карантин по максимальной программе. Резекцию, вакцинацию, пункцию, ампутацию — все! Вплоть до клинической смерти. Потом к стоматологу его на полную санацию! А потом передайте Лафетову вместе с тетрадью. Так. А вы? Вы что нам покажете?

Грядищев пристально посмотрел на Павлика, который вел себя как кролик, ожидающий очереди быть вброшенным в клетку к удаву.

— Ничего, — хрипло сказал Павлик, нервно сглотнув слюну.

— Послушайте. Вы же этот, как его, сталкер. Или вы тоже смотрели, но не видели, щупали, но не трогали?

— Нет. Видел.

— Что конкретно?

— Этот… Метеорит.

— И какой же он?

— Такой… жидкий.

— Не понял?

— Он жидкий.

— Василий!

— Да! — подскочил уменьшившийся Василий.

— Что там пишут в ваших книгах? Жидкие метеориты бывают?

— Нет, Илья Петрович! В основном железные и каменные, но чисто теоретически ведь это мог быть и кусок льда! А если он растаял?

— Да нет. Если уж в воздухе не растаял, за десять часов на земле уж точно бы не растаял. Да и не слышал я еще, чтобы из-за куска льда полгорода сдурело! Как вас зовут?

— Павлик.

— Местный?

— Нет. Приезжий. На лето к бабушке.

— Вот. Все проблемы из-за приезжих. Оккупанты тоже все всегда приезжие. Стоит вспомнить историю — любую смуту затевали приезжие! Местные, они спокойнее! Даже если и негодяи. Мы к ним привыкшие, знаем, чего ждать. Так почему же, Павлик, на тебя зона не действует?

— Какая зона?

— Как же какая? Более двух километров в диаметре. Аккурат вокруг того места, где твой метеорит упал или капнул, если он действительно жидкий. И не войти туда, не выйти. Сразу «крыша едет». С ума люди, понимаешь, сходят. А те, которые и так без ума, — Грядищев кивнул в сторону унесенного на аутодафе «стаей белых птиц» Брысина, — те вон слепнут или еще что. А тебе как бы и ничего? Чем ты это можешь объяснить?

— Не знаю, — ответил Павлик.

— Не знаешь? — Грядищев еще раз осмотрел мальчишку, словно намереваясь его раздавить. — Что ты там еще видел?

— Все как обычно. У дома Семена Пантелеева машина брошенная стоит. Пожарная. И вокруг воронки, где этот… метеорит лежит, пожарники спят. Еще по улице Водопьянова санитары и милиционеры ходят. Как-то странно…

— Странно?

— Ну, бесцельно. Как пьяные. Речь вашу слышал. По радио.

— И все? То есть больше ничего о зоне ты сказать не можешь?

Павлик отчаянно замотал головой.

— Ну, что же, расскажи еще о своем жидком метеорите. Какой он?

— Он больше меня размером. Малиновый такой, светится немного. И теплый, как кисель. Только не пачкается.

— Пачкается! — оборвал его Грядищев. — Уверяю тебя, что пачкается. И многие уже не отмоются никогда…

— И еще я подумал, — Павлик нерешительно замолчал на мгновение. — Может быть, он живой?

— Живой? — Грядищев засмеялся. — Ты только этого при Софье Ивановне не говори. Уж живого метеорита мы точно в нашем городе не допустим. Только нам космических паразитов не хватало. Послушай, Павлик. А не мог бы ты оказать услугу нашему городу?

Павлик тяжело вздохнул. Не нравилось ему это все. Не нравилась палатка. Не нравился длинный прозрачный тоннель, через который его гнали молодые курсанты с испуганными лицами. Все коленки сбиты. И этот страшный человек, у которого не было глаз, только два мутных колодца без дна.